Липецкая область, г. Елец, ул. Слободская, 2А znammon2013@ya.ru +7 (47467) 2-95-85

Елецкий Знаменский епархиальный женский монастырь

Книги

ЦЕРКОВНО-ПРИХОДСКАЯ ШКОЛА КАК ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН РУССКОЙ ПРОВИНЦИИ НАЧАЛА ХХ В. (НА ПРИМЕРЕ ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЕЛЕЦКОГО ЗНАМЕНСКОГО ЖЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ.

Оксана Владимировна Клевцова

(Россия, Елец)

Аннотация. Статья посвящена анализу системы церковно-приходских школ при монастырях в конце XIX начале ХХ в., их вкладу в развитие системы народного образования. Большое внимание уделено просветительской деятельности церковно-приходской школе Елецкого Знаменского монастыря, трудовому, духовному и нравственному воспитания обучающихся.Ключевые слова. Церковно-приходская школа, Елецкий Знаменский монастырь, Орловская губерния.

Русская Православная Церковь стояла у истоков формирования народной школы. К. Д Ушинский подчеркивал, каждый народ обеспечивает свое место в истории через воспитание. Воспитание создается на основе народной специфики, именно поэтому воспитательная система складывается веками и содержит в себе религию, родной язык, историю и особенность природы. Народное воспитание должно опираться на Церковь.
К.Д. Ушинский считал, что «…в основу всякого движения вперед цивилизации сельского населения должна, необходимо, лечь народная школа, которая бы, внося в наши села и деревни здравое первоначальное воспитание, открыла зрение и слух, душу и сердце народа урокам великих наставников человечества: природы, жизни, науки и христианской рели гии» [2, c. 73]. В процессе создания системы народной школ необходимо опираться на духовенство, которое должно иметь всестороннюю теоретическую и практическую подготовку.
Таким образом, религиозная специфика народной школы являлась идеальным средством национального воспитания. Лишь в рамках церковно-приходской школы стало возможным осуществить переход от патриархально-семейной системы воспитания и образования к школьной.
Государство всячески стремилось поддерживать развитие сети церковно-приходских и воскресных школ, регламентировало их работу, способствовало повышению качества преподавания, материально-технической базы, а также стремилось решить проблему дефицита квалифицированных кадров. Несмотря на все материальные трудности церковно-приходская школа вошла в народ и надолго закрепилась даже в отделенных участках нашей необъятной Родины.
Большую роль в становление системы народного образования сыграли православные монастыри.
Они издревле являлись центрами просвещения. На законодательном уровне право распространять элементарные знания в крестьянской среде Церковь получила лишь 20 октября 1836 г., когда Священный Синод принял «Правила касательно первоначального обучения поселянских детей». Данный документ призывал духовенство повсеместно открывать школы для детей поселян.
Теперь приходскому священники вменялась обязанность организовывать, воспитывать детей в вере православной, открывать школы по возможности при монастырях. Занятия проводились священниками, дьяконами или причетниками. Обучение было бесплатны и преподавали Закон Божий, арифметику, обучали письму, чтению церковных книг и гражданской печати.
Принятие данного законопроекта способствовало активизации работы духовенства в деле искоренения раскола и просвещения людей в религиозно- нравственных традициях православия. Итогом работы в данном направлении станет рост числа церковно-приходских школ при монастырях. Так, если в 1837 г. насчитывалось 100 школ, то к 1838 г. их число достигло 646, а в 1842 – 2.732 школы [3, с. 23].
Орловская епархия включала в себя 12 уездов: Брянский, Ливенский, Трубчевский, Елецкий, Севский, Малоархангельский, Карачевский, Орловский, Волховской, Дмитровский, Мценкий и Кромской. Елецкий уезд насчитывал 222.038 православных обоего пола [5, с. 1620]. На территории уезда активно работало 19 церковно-приходских школ, 11 школ грамоты и 80 школ других ведомств (министерские, земские и другие) [5, с. 1621].
Елецкое Уездное отделение Епархиального Училищного Совета включало в себя следующих представителей: Председатель—соборный протоиерей H. И. Шубин; протоиерей Г. Н. Селихов; протоиерей П. Н. Бутягин. Он же исполнял обязанности казначея отделения. В состав Совета входили также: благочинный —священник И. А. Преображенский; благочинный—священник П.И. Вуколов; благочинный — священник П. Г. Шеховцев; благочинный— священник И. Б. Руднев; другие священники. Секретарем Отделения был отец Николай Невский – священник Елецкого Знаменского женского монастыря [7, с. 39]; директор мужской гимназии Н.А. Закс; члены крестьянского присутствия — Д. М. Кузьмин и А. А. Хвостов; городской голова Н. Н. Петров; потомственный почетный гражданин А. А. Петров; купеческое сословие [5, с. 1625-1626].
В качестве законоучителей по данным за 1890 г. числилось 19 священников [5, с. 1632]. В должности учителей церковно-приходских школ Елецкого уезда трудились 4 священника, 8 дьяконов, 1 псаломщик. Помимо духовенства в школах преподавали лица светского звания – 3 учителя, прошедшие полный курс среднего учебного заведения, 1 не окончил курс, но имел звание учителя и 5 этим звание не обладали [5, с. 1632].
В качестве учебных пособий встречаются упоминания о: «Библии», «Новом Завете, «Евангелии», «Псалтыре», «Часослове», «Начатках христианского учения», «Священной Истории Ветхого и Нового Завета». На уроках активно использовали «Азбуки» под редакцией Белаго, Викторина, Никольского, «Азбука правописания» Тихомирова.
Обучение церковно-славянской грамоте проходило по изданию Ильминского (для учеников и для учителей), обучение чтению по книгам Ермина и Волотовского, «Руководству к обучению письму» Гербача. Азы математической науки изучали по «Задачнику» Гольденберга и Лубенца. Знакомство с азами песенного искусства осуществлялось по пособию Соловьева [5, с. 1636].
Главный Начальник церковных школ в Орловской епархии был Преосвященнейший Мисаил, Епископ Орловский. Во время поездок по епархии весною и летом 1895 года, он не оставлял своим Архипастырским вниманием епархиальные школы, посещал их во всех селениях, где они существуют, благословлял детей, предлагал им вопросы по Закону Божию, во время этих посещений ученики некоторых школ встречали и провожали его хоровым пением [6, с. 719].
Школы посещал также Председатель Епархиального Училищного Совета, ректор Семинарии и председатели некоторых уездных Отделений Епархиального Училищного Совета. В Елецком уезде было 19 наблюдателе [6, с. 719].
При настоятельнице Знаменского женского монастыря игумении Валерии в обители открывается церковно-приходская школа для 100 девочек. Они обучались в школе бесплатно грамоте и рукоделию. Дети были выходцами из беднейших семей местного населения. Под школу матушка Валерия отдела монастырский деревянный двухэтажный дом на каменном фундаменте. Дом был крыт железом и находился на южном склоне горы вне монастыря. По данным отчетов за 1892 г. в Елецком уезде собственными зданиями обладали 84 школы и только 22 из них были застрахованы. Среди застрахованных была церковноприходская школа Знаменского монастыря [8, с. 73].
Торжественное открытие двухклассной церковно-приходской школы при Знаменском женском монастыре состоялось 30 января 1890 г. Мероприятие проходило при большом стечении детей, их родителей, жителей города. Вначале прошел молебен с водосвятием перед иконой Богоматери Знамения, специально принесенной из монастырского храма в стены школы. Присутствующих окропили водой, пропели тропарь «Царю Небесный» и «яко необоримую стену». Потом под председательством попечительницы — игумении Валерии провели распределение девочек по группам и организовали разъяснительную беседу о роли образования в жизни человека [1, с. 77]. Закон Божий преподавал монастырский священник Николай Невский и диакон Василий Онисимов Попов. Грамоту и рукоделие преподавали местные монахини. За ходом образовательного процесса и за порядком следила монахиня Милитона [1, с. 76].
Среди преподавателей, по данным за 1896 г. упоминаются — монахини Фелонида Криворотова, Варвара Степанова, послушница Раиса Калинникова и учительница рукоделия монахиня Мария Панова [12, с. 622]. При Знаменском женском монастыре в цер- ковно-приходской школе имелся певческий хор из числа учащихся. В нем участвовало 25 девочек [13, с. 707].
Церковно-приходская школа Знаменского женского монастыря входила в состав первого благочинного участка наравне с церковно-приходской школой Соборной церкви, городской Спасовской церкви, городской Богородицко — Рождественской церкви. Об этой школе в отчетах писали, что она является «особенно благоустроена».
В отчетах Уездных училищных отделений содержится информация о качестве преподавания Закона Божьего в церковно-приходских школах. Законоучитель Знаменского женского монастыря Николай Невский был отмечен в числе лучших: «… законоучители относились к делу с должным усердием, вели обучение по утвержденным Священным Синодом программам, заботились о том, чтобы ученики усвояли уроки Закона Божий не умом только, но и сердцем, чтобы преподавание этого предмета имело воспитывающее значение, развивало в учениках нравственность, в частности любовь к православной церкви» [7, с. 42].
В отчетах Елецкого и Орловского Отделений сообщалось, что ученики школ занимали особое место в церкви. Посещая храм Божий, учащиеся принимали участие как в пении, так и в чтении церковном; читали не только краткие молитвословы, но и Символ веры, и часы, каноны и многое другое [11, с. 172]. Наибольшей популярностью среди крестьянского населения пользовались такие церковно-приходские школы Елецкого уезд, как городские школы при Спасовской и Богородицко-Рождественской церквях, а также Знаменской женской обители. По данным отчета сюда возили детей за 60 верст ежедневно [9, с. 119].
Касательно материально-технической и методической базы церковно-приходской школы при Знаменском монастыре сохранились данные «Отчета о состоянии церковно-приходских школ и школ грамоты в Орловской епархии за 1890-1891 учебный год». Здесь можно встретить описание библиотечного фонда, содержащего помимо учебной литературы еще и внеклассную: «Краткие жития святых» издательство Московского епископа Александра, «Троицкие листки в память 900-летия крещения Руси», «Воскресный день» и другие [10, с. 134].
На школьных уроках ученицы постигали не только грамоту и Закон Божий, но и осваивали церковное пение, овладевали различным рукоделием — шитьем, вышивкой, кружевоплетением. В школе при Знаменском женском монастыре учили шить белье, вязать и вышивать шерстью, шелком, бисером, серебром и золотом.
В Орловской епархии 11-14 мая 1914 г. был организован  Церковно-школьный        Кирилло- Мефодиевский праздник в г. Орле и выставка-базар женских ученических рукоделий. В рамках данного мероприятия проводилась выставка-продажа изделий, которые подготовили ученицы церковно-приходских школ епархии. Эта выставка стала первой обще- епархиальной в Орловской губернии за 30 лет со времени возрождения церковно-приходских школ. Она имела важное значение и как показатель искусства учениц, и как средство живого обмена знаниями и умениями среди обучающихся и учителей.
С раннего утра дети стали собираться по школам. Отсюда, в сопровождении учащих, они длинными вереницами, направились к Кафедральному собору г. Орла. В соборе дети заняли заранее определенное для каждой школы место.
В мероприятии принимали участие Преосвященнейший Митрофан, Епископ Елецкий, представители духовенства; начальник губернии, Шталмейстер Двора Его Величества С. С. Андреевский с дочерью; вице губернатор в звании Камергера Двора Его Величества Н. П. Галаховдиректора гимназий; военные и гражданские чины; члены Епархиального Училищного Совета и Орловского Уездного Отделения; преподаватели духовно-учебных заведений и другие. На выставку были представлены 1.253 экспоната из которых 322 были выставлены на продажу и оценены в 2.164 руб. 13 коп. [14, с. 566]. От церковноприходской школы Елецкого Знаменского женского монастыря на выставку передано 8 экспонатов. Их оценили в 43 руб. 80 коп. [14, с. 568]. Об уровне и качестве развития рукоделия в монастыре говорит и тот факт, что настоятельница Знаменского женского монастыря игумения Клеопатра помимо ежегодных денежных пожертвований в Комитет Православного Миссионерского Общества в 1889 г. внесла и большое количество церковного облачения. В отчетах общества можно встретить следующий перечень предметов переданных в фонд настоятельницей: «священническое и дьяконское облачение: риза, стихарь, епитрахиль, набедренник, пояс, орарь, две пары поручей и подризник — черной шелковой материи, одежда на престол и жертвенник та- кой же материи, атласные воздухи, фелонь, поручи, пояс, набедренник и епитрахиль, стихарь шелковый, подризник шерстяной, риза и стихарь толковые с отделкою из синих шелковых лент и к сим облачениям 1 епатрахиль, 1 набедренник, 1 пояс, 1 орарь и 2 пары поручей с шелковою и мишурною отделкою, 2 пелены из мишурной глазета и 1 пелена мишурной парчи, 2 воздухов и 1 маленький покров мишурной парчи, 2 шелковые пелены на престол, один маленький шелковый покров, 2 пелены и 1 маленький покров — ситцевые, 1 пелена бумажная, вязаная на подкладке из розового коленкора». Приблизительная общая цена за эти предметы составляла 200 руб. [4, с. 929]. За столь значительный вклад в Комитет Православного Миссионерского Общества настоятельница монастыря получила благодарность.
Помимо финансовых затрат на работу монастырской церковно-приходской школы для девочек настоятельницы монастыря ежегодно жертвовали 25 руб. на общие нужды церковно-приходских и воскресных школ Елецкого уезда [5, с. 1132].
Феномен церковно-приходских школ дореволюционной России состоял в том, что Церковь стремилась охватить большое количество детей преимущественно из крестьянского сословия и дать им возможность освоить азы грамотности. В условиях быстро развивающегося общества, где возникала потребность в образованных специалистах формирующаяся система начального образования заняла важное место. Государство необходимо было взрастить образованного и в том числе воцерковленного человека, дать ему возможность получить профессию. Акцентирование внимание на азах трудового воспитания особенно женского пола решало еще одну важную задачу. Молодые девушки получали трудовой навык, который в дальнейшем позволял им заниматься надомным рукоделием и получать хоть какие-нибудь средства на свое содержание и детей. Церковно-приходская школа при Елецком Знаменском женском монастыре не стала исключением. Здесь девочки получали не только знания, трудовые навыки, познавали искусство кружевоплетения, вышивания и шитья, но и чувство защищенности, любви и опеки со стороны монахинь обители.

Список источников:

  1. Геронтий (Кургановский). Историческое описание Елецкого Знаменского девичьего монастыря, что на Каменной горе / cост. иеромонах Геронтий; изд. Елец. Знам. девичий монастырь. — Елец: Тип. А. А. Сланской, 1895. — 122 с.
  2. Дивногорцева С.Ю. Развитие идеи церковной школы в русской педагогике на рубеже XIX–XX вв. // Вестник ПСТГУ IV: Педагогика. Психология. — 2010. — Вып. — 4 (19). — С. 70–80.
  3. Масанова М.Д. Образовательная деятельность православной церкви и монастырей в России в первой половине XIX в. с. 23
  4. Орловские епархиальные ведомости. — 1890. — № 14.
  5. Орловские епархиальные ведомости. — 1890. — № 22.
  6. Орловские епархиальные ведомости. —   1891. – № 9.
  7. Орловские епархиальные ведомости. — 1892. — № 2.
  8. Орловские епархиальные ведомости. — 1892. — № 3.
  9. Орловские епархиальные ведомости. — 1892. — № 4.
  10. Орловские епархиальные ведомости. — 1892. — № 5.
  11. Орловские епархиальные ведомости. — 1892. — № 6.
  12. Орловские епархиальные ведомости. -1896. — №20.
  13. Орловские епархиальные ведомости. — 1896. — № 24

Жизнеописание девицы Мелании, затворницы Елецкого Знаменского, на Каменной горе, девичьего монастыря. (Аудио книга)

Исполнитель: Юлия Юрик
Издательство: Елецкий Знаменский женский монастырь Липецкой и Елецкой епархии
Год выпуска: 2007
Продолжительность: 03:56:51

«На Каменной горе (стихи Т. Лапиной, муз. Ю. Юрик)»
03:11
«Глава 1. Краткая история Елецкого женского монастыря на Каменной горе»
29:14
«Глава 2. Вступление девицы Мелании в Каменногорский женский монастырь и первоначальные подвиги её»
11:17
«Глава 3. Жизнь Мелании в монастыре вместе с сестрою её Екатериною до кончины сестры»
12:09
«Глава 4. Юродство Мелании и бывшие ей искушения»
17:24
«Глава 5. Приготовление Мелании к затворнической жизни»
25:12
«Глава 6. Советница Мелании Василиса Ивановна и послушница её Екатерина»
21:48
«Глава 7. Мелания в затворе»
20:01
«Глава 8. Духовные дарования Мелании, обнаружившиеся в затворе»
19:38
«Глава 9. Кончина затворницы Мелании и великое сочувствие к ней народа»
21:38
«Глава 10. Замечательные обстоятельства после кончины затворницы»
22:38
«Глава 11. Заключение»
24:54
«У могилы Мелании. У могилы Мелании (стихи Т. Лапиной, муз. Ю. Юрик)»
04:28
«Они уходят. Они уходят (автор стихов неизвестен, муз. Ю. Юрик)»
01:51
«Старицы (стихи О. Макаровой, муз Ю. Юрик)»
01:30

Книга «Жизнеописание девицы Мелании затворницы Елецкого Знаменского, на Каменной горе, девичьего монастыря»

Жизнеописание девицы Мелании затворницы Елецкого Знаменского, на Каменной горе, девичьего монастыря

Издательство Задонского Рождество-Богородского мужского монастыря

2006


По благословению преосвященнейшего Никона епископа Задонского

ПРИМЕЧАНИЕ. Печатается по изданию второму, дополненному,

Санкт-Петербург, 1873 г.

Затворница Мелания

 

Краткая история Елецкого женского монастыря на Каменной горе

Орловской епархии при городе Ельце находится уединенная Каменная гора. Она с южной стороны отделяется от города речкою Ельником, а с восточной и северной — сухим каменистым рвом, прозываемым "Сухой лучек". В прежнее время гора эта вся была покрыта лесом и привлекала своею тишиною любителей безмолвия, которые и селились на ее отлогости к востоку. Тут же в подгории, на малой каменной равнине к югу, бьет превосходный ключ холодной воды, которую древние иноки назвали святою.

Предание, подтверждаемое и письменными документами, говорит, что с начала здесь жили отшельники монахи, а в 1675-м году здесь был уже монастырь курской иконы Божией Матери* с малыми келиями для монахов. Но не было приличного приюта для стариц-монахинь, которые, за неимением обители, с болезнью сердца и воздыханиями скитались по домам благочестивых жителей Ельца, и для слушания богослужения приходили то в ту, то в другую приходскую церковь г. Ельца. Такое грустное положение благочестивых стариц, между которыми в то время Иулитта была уже игуменьею, обратило на себя сердобольное внимание первого епископа Воронежского и Елецкого, ныне богопрославленного угодника Божия, святителя и чудотворца св. Митрофана. Проникнутый отеческою заботливостью о своей пастве, святитель Христов писал** о столь безотрадном положении Елецких монашествующих к царствовавшим тогда Иоанну и Петру Алексеевичам с сестрою их Софиею; а в 1683 году — монахинь с игуменьею Иулиттою, не имевших монастыря, св. Митрофан поместил в монастырь курской иконы Божией Матери, что на Каменной горе, а монахов из этого монастыря перевел в Елецкий Троицкий монастырь***.

* Материалы для истории и статистики г. Ельца. Д. члена статистического комитета Ридингера, 1865 года.

** Там же.

*** Троицкий Елецкий мужской монастырь существовал с древних времён в г. Ельце; в 1775 году, по ветхости зданий, был переведён в г. Лебедянь, Тамб. епархии, и причислен к Лебедянскому Троицкому монастырю, а в 1831 году снова открыт в городе Ельце по-прежнему, перемещением штата из брянского Петропавловского монастыря. (Истор. росс, иерарх, ч. IV, стр. 83).

Таким образом, 1683 год можно считать годом основания монастыря на Каменной горе, как обители женской. Столь милостивое архипастырское попечение святителя Митрофана о честных Елецких старицах свидетельствуется древними монастырскими актами и письменными документами, хранящимися в подлинниках в архиве елецкого уездного суда за 1697 год.

В этих документах ясно сказано об отдаче Царскою милостию, по ходатайству св. Митрофана, во владение старицам, игуменьи Иулитте с сестрами, не только одной Каменной горы с ее лесом, но еще 20-ти четвертей, пашни и прочих угодий в других окрестных пустошах. Величина тогдашнего их монастыря в этих документах показана: 3 сажени в ширину и 16 сажень в длину. Это пространство и теперь видно; оно покрыто могилами на оконечности горы. Там, на месте бывшей церкви* стоит теперь небольшой памятник, и близ него могила схимонахини Елизаветы, честной супруги схимонаха Митрофана, ученика святителя Тихона задонского, скончавшейся 1765 года, августа 1 дня.

* В упомянутых материалах для истории и статистики г. Ельца Н. Ридингера, на стр. 51-й пишется, что до пожара в этом монастыре были две церкви: одна во имя Рождества Пресвятой Богородицы, построенная монахом Савватием, а другая во имя святителя Николая-чудотворца, построенная Шакловитым, гостем Григорием Шустовым и купцом Моисеем Росихиным.

Из любви к Богу она оставила мирскую жизнь и богатство, также и честное супружество, по взаимному согласию с мужем своим, и довольное время подвижнически пожила на Каменной горе. Общий голос, хотя и по отдаленному преданию, удостоверяет о схимонахине Елизавете, что она была весьма благочестивой жизни. В то время вокруг Каменной горы был пустынный лес, в котором часто укрывались беглые солдаты и разные бродяги: они приходили иногда к дверям келии схимонахини Елизаветы, требуя себе пищи. Она же, милосердствуя о ближних, не страшилась их, как опасных людей, но с кротостью, как братьям, подавала им хлеб и овощи, по заповеди Христовой: просящему у тебе дай (Мф. 5,42).

По кончине сей благочестивой схимонахини Елизаветы, задонский подвижник Никандр Алексеевич Бехтеев возымел столь великое уважение к добродетельной ее жизни, что по просьбе его, благословением святителя Тихона, над ее могилою, на Каменной горе, был устроен памятник в виде высокого красивого столпа с прекрасным фонарем на верху, внутри которого пред малым Распятием теплилась неугасимая лампада*. Утвержденный благословением святителя Митрофана и одаренный царскими милостями великих Государей
Иоанна и Петра Алексеевичей, этот первый женский монастырь на Каменной горе продолжал существовать около ста лет, в благоустроенном порядке и изобилии**.

* Памятник этот, по приказанию Орловского епископа Никодима, был снять 1847 года и заменен обыкновенной) чугунною с надписью доскою, которая и доселе скромно покрывает эту достопамятную могилу.

** Это можно видеть из подписи богослужебных книг, сохранившихся доныне. В книгах Минеи февральской и июльской 1696 года сделана надпись рукою некоего подьячего Ивана Савельева, сына Коротиева, по прошению игуменьи Иулитты, что она мирским подаянием выменяла эти книги для своего монастыря Знамения Пресвятой Богородицы, что на Каменной горе. А это приобретение тогда дорого стоило, и по редкости печатных книг, и по скудости денег.

Но, попущением Божиим, 12 апреля 1769 года в городе Ельце вспыхнул пожар, почти весь город сгорел, сгорели и многие храмы. Не устоял и женский монастырь от силы разъярившегося и все пожиравшего пламени. Испуганные, но заботливые в самом страхе инокини, с опасностью собственной жизни, успели спасти только некоторую утварь церковную, и были свидетельницами, как в обгорелом их храме святом остались целы и невредимы среди пламени три св. иконы: Спаса Вседержителя, Троеручицы Божией Матери и Знамения Пресвятой Богородицы курской, которая и прежде признавалась чудотворною. Эти все три св. иконы одинакового размера — большие. Теперь они стоят в летнем храме, украшенные сребропозлащенными ризами и привесами. Две из них, Спаса Вседержителя и Троеручицы Божией Матери, местные в главном иконостасе, а икона Знамения Пресвятой Богородицы — на левой стороне, в трапезной; она переносится в зимнюю церковь на все время совершения там богослужения. Есть и еще достопримечательные две св. иконы святителя и чудотворца Николая Можайского. Первая найдена после пожара расколотою, но не сгоревшею. Ныне она в сребропозлащенной ризе стоит в киоте в главном храме за левым клиросом. Вторая долго оставалась обгорелою и ветхою, но в недавнее время, почти через сто лет после пожара, очищена заново и украшена серебряною ризою. Эту икону, по усердию, многие берут в дома свои, также выносят ее и в крестные ходы, которые несколько раз в год совершаются по монастырю и вокруг него, и на св. колодезь, что у подошвы Каменной горы. Вскоре после случившегося пожара, распоряжением епархиального епископа Тихона II, преемника святителя Тихона Задонского, который в то время пребывал на покое в Задонской обители, повелено было оставшимся без приюта штатным монахиням и послушницам погоревшего елецкого женского монастыря, что на Каменной горе, переместиться в Воронежский женский монастырь, что и было тогда же исполнено ими. Остались только на своем родном пепелище две боголюбивые старицы — 60-летняя Ксения и 80-летняя Агафия, усердные рабы Христовы. Они решились лучше жить под открытым небом, нежели оставить свое возлюбленное уединение.

Услышав о такой тяжкой скорби, постигшей город Елец, святитель Тихон из Задонска прислал схимонаха Митрофана посетить скорбящих граждан и нуждающимся подать тайную милостыню, также и на Каменной горе приказал посетить убогих стариц, Ксению и Агафию, и утешить их упованием на Бога и милостынным подаянием. Тогда старицы, собрав св. иконы и книги, показывали их схимонаху Митрофану, которого весьма любили и уважали о Господе, как отца духовного. А схимонах Митрофан от лица святителя Тихона ободрял и утешал их надеждою, что это св. место, избранное Господом для водворения иночествующих, не будет в запустении, но в скором времени обновится благодатью Божиею.

И это, действительно, сбылось молитвами святых угодников Божиих и честных стариц, почивающих на оном месте*.

* Предание сохранило нам досточтимые имена: настоятельниц старого монастыря, игумений Матроны, Веры, Капитолины и Иулиты, также казначеи Вассы и схимонахинь Феклы и Проклы, как особенно замечательных по благочестию. Все они погребены на том же малом пространстве, несколько выше могилы схимонахини Елизаветы.

Сначала старица Ксения устроила себе и Агафий малую келию из каменного погреба, а потом дожила и до того времени, когда выстроился новый храм Божий, малый деревянный, выстроились и другие келии на том же месте, где была погоревшая обитель. С тех пор старицы укрепились верою, и, в надежде на помощь и заступление Пресвятой Девы Богородицы, решились тут жить.

Жители города Ельца и пришельцы посещали Каменную гору. Немало удивлялись они мужеству отшельниц и всегда желали возобновить св. обитель, и хотя, по расстройству от бывшего пожара, не могли скоро подать единовременную помощь, но с благоговейным упованием на Бога, никогда не забывали тамошних тружениц посильным подаянием милостыни.

Крепкое упование благочестивых отшельниц на помощь Божию не посрамило их, и теплые их молитвы вскоре были услышаны Господом. Вот что говорит об этом устное предание. В одну летнюю ночь старица Ксения вышла из своей подземной келий и с молитвою пошла на место бывшего храма Божия, чтобы в безмолвии усерднее помолиться и излить свою душу пред единым Сердцеведцем-Господом.

Долго она молилась и плакала на месте сгоревшего святого престола, где еще так недавно приносилась безкровная жертва о спасении всех живущих на земле и о прощении грехов благочестно почивших. Вдруг она ощутила необыкновенное веяние благодати в сердце своем. Объятая благоговейным трепетом и радостию, она стала громко звать сотрудницу свою Агафию. Та вышла из келии, и им обеим представилось чудное явление: озаренный божественною славою, какой-то всадник простер руку на то место, где была сгоревшая обитель, осенил ее благословением и сказал: "Буди имя Господне благословенно на месте сем отныне и до века!" Прибавив к тому, что он — мученик Христов, Иоанн-воин, стал невидим. Старицы поклонились Господу Богу и прославили святое и великое имя Его, веруя, что все Ему угодное будет, по человеколюбию и всемогуществу Его, исполнено. Также и святому мученику Иоанну-воину воздали они честь и благодарение за обещанные им милости Божии, и, радуясь о преславном видении, ожидали помощи свыше для возобновления святой обители.

В те времена, как светило дня, сиял для верующих, исполненный божественной премудрости и дел благих, светильник веры, наставник спасения, утешитель скорбящих, живший на покое в Задонском монастыре, святитель Христов Тихон. Его-то боголюбивому сердцу Господь внушил попещись о возобновлении погоревшего елецкого женского монастыря на Каменной горе следующим образом.

Весною 1770 года Елецкая уроженка, девица Матрона Ивановна Солнцева*, пожившая довольное время в Воронежском женском монастыре, пошла в Елец повидаться с отцом, и на пути зашла к святителю Тихону в Задонск принять его благословение. Святитель благословил ей остаться в Ельце на Каменной горе, и предрек, что молитвами почивших там стариц монастырь возобновится.

* Матрона Ивановна Солнцева сначала обучалась в Воронежском женском монастыре грамоте и золотошвейному искусству, которым занималась и после. Есть много прекрасных работ её в церкви Знаменского монастыря и в ризнице.

Матрона на месте сгоревшего женского монастыря нашла одну только убогую келию, где жила старица Ксения; сотрудница же ее Агафия уже отошла ко Господу. Эта келия, как выше сказано, сделана была из каменного погреба, покрытого дубовыми ветвями, смазанными глиною. Ксения сама сложила печь и сделала дверь также из дубков. Увидев скорбную жизнь Ксении, Матрона смутилась. Кроме того, Ксения рассказала ей о притеснениях со стороны крестьян, бывших прежде монастырскими, но потом поступивших в другое ведомство, что они отнюдь не желают возобновления монастыря, а тужат только о храме Божием, и желают иметь свой приходской храм, а что некоторые из них и вновь поселились здесь и свободно завладели монастырскими выгонами и огородами и прочею землею; и что, если бы не особая помощь Божия соблюдала отшельниц, то выгнали бы и их оттуда.

Услышав это, Матрона не решилась остаться на Каменной горе, а пошла опять в Воронеж. На пути снова зашла в Задонск и объяснила святителю Тихону причину, почему она не осталась в Ельце. "Пощади, батюшка, святитель Христов, — говорила она, — оттуда монахинь перевели всех до одной в Воронеж, а ты, батюшка, меня из благоустроенного монастыря туда выводишь на пепелище! Я еще не старых лет"*. "Жаль, Матрона, — сказал святитель, — что ты не послушалась меня и не осталась в Ельце, ты и сама пожалеешь об этом". И действительно, по возвращении в Воронеж, Матрона сделалась больна и полтора года пролежала в постели. Признавая в своей болезни наказание Божие за ослушание святителя Тихона, она дала обещание, если выздоровеет, исполнить волю святителя. Вскоре после ее обещания, болезнь прошла, и Матрона с другою послушницею Екатериною**, которая была старше ее годами, отправилась в Задонск и, испросив благословение святителя Тихона, поселилась в Ельце на Каменной горе, на месте бывшего монастыря, вместе со старицею Ксениею, которая в это время с помощью Божиею имела уже свою деревянную келию. Это было в 1772 году. В тоже время, по просьбе святителя Тихона, Елецкий купец Конон Никитич Кожухов выстроил для Матроны с Екатериною особую келию.

* Матрона родилась 1748 года, марта 25 дня. В это время ей было 22 года. Потом, когда г. Елец был уже причислен к Орловской епархии, Матрона, по указу из орловской духовной консистории, вследствие резолюции Орловского епископа Досифея, 1815 года, ездила в Севский Троицкий женский монастырь, и там приняла рясофорное пострижение с именем Маргариты. А 1823 году, по открытии монастыря в г. Ельце на Каменной горе, была удостоена пострижения в мантию, с переименованием Олимпиадою. Но, по старости её лет, игуменский жезл не был ей вручён, и она Уже дожила свой век на покое в сооружённом ею монастыре.

** Екатерина Филипповна Уварова родилась в 1740 году, в г. Липецке, в монашестве Евпраксия. 

Около них, как пчелы, начали собираться искавшие спасения сестры. Матрона, впоследствии монахиня Олимпиада, выстроила, при помощи Божией и пособии святителя Тихона, сначала маленькую деревянную церковь на месте, где ныне почивает затворница Мелания, во имя Знамения Пресвятой Богородицы, в честь Ее чудотворной иконы Курской, не сгоревшей, как выше сказано, в пожаре 1769 г.

Святитель Тихон навещал иногда, бывая в Ельце, Каменную гору и смиренных ее отшельниц руководил своими советами и наставлениями к духовной жизни. Между тем, убеждал и честных граждан Елецких не оставлять тружениц в житейских нуждах, но помогать им для пользы души своей. Почитатели святителя Тихона слушались его благоговейно, принимали его внушения и считали своею священною обязанностью помогать отшельницам.

Впоследствии доказал это один из богатейших елецких граждан, Иван Васильевич Шапошников, обеспечив ныне существующий Знаменский женский монастырь штатным жалованьем на свой собственный счет, положив 12 тыс. рублей серебром в государственный банк, и исходатайствовав ему в 1823 году от Императора Александра Благословенного утверждение в третьем классе. В часы искушений различными скорбями, святитель Тихон для обители являлся со своею особенною помощью, и благодатною силою своей молитвы ограждал и ныне ограждает живущих в монастыре от уныния. Он часто являлся ангелом утешителем, и во время недостатков их посылал им нужное для пищи и тепла. Однажды в зимнее время, за неимением дров, Матрона хотела изрубить половицу и ею истопить печь. Святитель Тихон послал схимонаха Митрофана купить им дров, и он доставил им дрова в такой крайней нужде.

При умножении сестер на Каменной горе, Матрона тяготилась тем, что это нарушало ее безмолвную жизнь, и не давало ей способа, как ей казалось, жить по наставлениям святителя. Она хотела было оставить это место и поехала в Задонск просить благословения святителя; но, переезжая Дон на лодке, едва не утонула и возвратилась на свое место*.

* Обстоятельства, касающиеся св. Тихона, выбраны из рукописного жития его, хранящегося в церковной библиотеке Елецкого Знаменского женского монастыря, и из вновь изданного 3-им изданием, 1863 года, стр. 200-202.

Об этом случае есть предание, что святитель Тихон сам явился на помощь утопавшей Матроне и, выхватив ее из реки Дона, поставил на берегу. А перед тем, выходя из своей молитвенной келии, он приказал послушникам согреть самовар, сказав, что придут Елецкие старицы и надо обогреть их. Старицы Елецкие ценили благодеяния святителя Тихона, и имели к нему веру и послушание: ни одна не вступила на жительство на Каменную гору без его благословения. Когда встречались им скорби и искушения, они всегда поведали о них святителю, как отцу и наставнику своему.

Святитель Тихон наименовал Олимпиаду (бывшую Матрону) начальницею монастыря, а Евпраксию (бывшую Екатерину) ее помощницею. Сам передавал им начальные правила монашеской жизни и правила благоустроения церковного по чину монашескому. И все, основанное им, по милости Божией, и доселе соблюдается, а именно: 1) неусыпаемое чтение Псалтири во весь год, кроме Светлой седмицы, о упокоении душ всех православных христиан, и наипаче поживших и послуживших во святой обители сей и о благотворителях ее; 2) не посылать никуда для сбора ни по каким нуждам, а иметь упование на Бога и от Него единого ждать себе помощи. Когда же есть особые нужды, сказывать о том своим гражданам и кому Бог внушит подать потребное, принимать с благодарностью, хотя бы то и незначительное подаяние было. Доброхотна бо дателя любит Бог (2 Кор. 9,7), и благодарящему дарование умножается…" говорил святитель. Посетив в 1779 г., в последний раз, любимый город Елец, святитель Тихон посетил и Каменную гору и, увидя население ее цветущее начатками иноческих подвигов, благословил всех и каждую, потом обошел гору, остановился на месте нынешнего храма и назначил тут быть его построению. Наконец ходатайствовал у городских властей, чтобы отшельницы могли покойно жить на Каменной горе, и чтобы никто их здесь не обижал.

В этом благословении святителя юная обитель нашла себе впоследствии защиту от преследования других властей. Вот что сказано в одном из монастырских документов. По спросу Орловского наместничества, в августе 1795 года, составлен был регистр, в коем донесено правлению, что "… в 21 жилых покоях, построенных собственным коштом в прежде бывшем девичьем монастыре, жительство имеют 41 старица под управлением начальницы, на Каменной горе, при церкви Знамения Пресвятой Богородицы, по усердию своему к богомолению, с позволения бывших при Елецком экономическом правлении присутствующих: господина полковника Ивана Ивановича Кондырева, подполковника Афанасия Васильевича Чикина; по просьбе о них бывшего господина Воронежского преосвященного Тихона. Питаются своими трудами и милостынным подаянием". С тех пор, по этому регистру, Знаменская женская обитель на Каменной горе начала считаться самостоятельною* .

* На это событие указывают также материалы для истории и статистики г. Ельца, II Ридингера, стр. 51, где сказано: "В этом году (т. е. 1795 г.) Орловский наместник, приехав в Елец, приказал забрать справки о монахинях (живших в Каменной гор.). и указом того же 1795 г. 10 октября, за№ 24121-м, велено монахинь разогнать и строения сломать". Но приказание это почему-то не было исполнено.

В скором времени на предмет построения нового храма помещица Анна Иванова Хлусова пожертвовала 18 тысяч рублей ассигнациями; тогда попечительная Олимпиада, желая как можно скорее привести в исполнение благословение святителя Тихона, начала заготовлять все нужное для этой постройки. Она день и ночь заботилась об этом и пламенно молилась Царице Небесной, призывая Ее всесильную помощь. "О невыразимо дорог для православных христиан, а наипаче для монашествующих храм Божий! Здесь хранятся великие наши сокровища, здесь все наши надежды"*.

* Св. Иоанн Златоуст, на Матф. беседа 32.

Сестры монахини неусыпно помогали начальнице Олимпиаде в постройке храма: сами носили на раменах своих из-под горы тяжелые камни, сами очищали землю, обжигали кирпич, перенашивали его из печей на место церковной постройки, сами приносили песок и воду. Удивлялись каменоздатели ревностным трудам монахинь, не смели опаздывать надело свое и успешно производили свою работу. Но не до конца шло так святое дело. Милостивый покровитель Каменной горы: святитель Тихон не дождался окончания этой постройки — оплаканный неутешными слезами осиротевших отшельниц, он перешел в вечность 13 августа 1783 года. А начатый храм, со многими трудами и препятствиями, едва достиг окончания, и освящен в нем первый престол 1805 года. Полное же освящение храма было 4-го октября 1813 года, благословением преосвященного Досифея, епископа Орловского и Севского. Но зато в этом храме, по обновлении его, устроен едва ли не первый в России престол в честь святителя Тихона, именно — после открытия в 1861 году св. мощей его.

Хотя блаженная Олимпиада и не дожила до этого счастливого времени, — прославления святителя Тихона; но промыслом Божиим у строилось так, что телу ее пришлось быть погребенным под окном алтаря близ придела святителя Тихона, коему предана была при жизни и с коим дух ее радуется теперь в горних обителях.

Блаженная Олимпиада скончалась мирно 3 сентября 1831 года, пожив богоугодно на земли 82 года. Рядом с нею положена и монахиня Евпраксия, скончавшаяся по предречению Олимпиады в том же году, 31 декабря, 90 лет от роду. Они жили единодушно, в трудах и скорбях, до конца дней своих.

Тут же почивают остатки первой игуменьи Глафиры*, бывшей из монахинь Орловского Введенского монастыря. Благочестивая жизнь игуменьи Глафиры, кротость нрава и миролюбивое ее управление незабвенны для тех, кто знал ее. В четырнадцатилетнее свое управление она выстроила большую каменную трапезу к Знаменскому храму, и в нижнем этаже ее устроила теплую церковь о двух престолах. А до того времени на Каменной горе не было теплой церкви, и многотерпеливые труженицы во время зим слушали все службы церковные в холодном храме. Перед кончиною своею, игуменья Глафира два года провела на покое, в молитве и терпении разных скорбей, и Господь воззвал ее от временных страданий на вечный покой 26-го декабря 1839 года.

* До Глафиры управляла обителью начальница вышеупомянутая монахиня Олимпиада. Игуменья Глафира родилась 1763 года в г. Орле, и во св. крещении наречена Гликерия; она была дочь посадского Феодора Таранова. В монашество пострижена 8 мая 1804 г. в Орловском Введенском девичьем монастыре Орловского Успенского монастыря казначеем иеромонахом Кесарием. Проходила послушание клиросное; 1812 г., марта 8-го, резолюциею преосвященного Досифея определена в означенный Введенский монастырь казначеею; с 15 марта 1821 г. по 14 июля, по резолюции преосвященного Ионы, епископа Орловского, за болезнью настоятельницы — игуменьи Лнисии. управляла там Введенским монастырем; 1823 г., марта 25, преосвященным Гавриилом произведена в сей Знаменский монастырь игуменьею, а в 1837 году, вследствие её прошения, по болезненной старости, от настоятельской должности уволена, с дозволением иметь жительство на Каменной горе. Здесь усердием Елецкого почетного гражданина Русанова была ей построена собственная келия, и от него же была ей и помощь на содержание.

По увольнении первой игуменьи Глафиры, 1837 года, в Елецкий Знаменский женский монастырь произведена в игуменьи Павлина, из монахинь Севского Троицкого женского монастыря, Орловским епископом Никодимом, с особенно строгими внушениями ей касательно сгоревшего устройства каменной ограды вокруг монастыря и введения в нем более строгих правил, по чину монастырскому.

Умная и бдительная игуменья Павлина, в течение тридцатилетнего своего управления довершила все то, что промысел Божий предначертал быть к пользе и благоустроению юной обители.

В немного лет, обитель Знаменская, навыкнув в монашеских уставах, воспитала многих духовных подвижниц, и ее внешность украсилась тщанием и заботливостью этой игуменьи, построением прекрасной каменной ограды с каменными сходами вниз горы и угловыми башнями, а посреди лицевой стороны в ограде — красивою колокольнею. Все эти здания со стороны города Ельца представляют вид крепости на Каменной горе и, увеселяя взор, составляют необходимую защиту для монастыря, ныне уже довольно обширного и много населенного, но открытого, по уничтожении леса, со всех сторон.

Вот все, что можно было сказать о первоначальном основании и устроении Елецкой женской обители. После сего приступим к сказанию о жизни подвизавшейся в этой обители затворницы девицы Мелании. Особенные обстоятельства ее высоко подвижнической жизни должны быть изложены нами с особенною подробностью Но, повествуя преимущественно о ней, мы будем упоминать и о других ее современницах, тоже достойных всякого уважения и подражания в иноческих подвигах.

 

Вступление девицы Мелании в Каменногорский монастырь и первоначальные ее подвиги

В то блаженное для Каменногорской обители время, когда святитель Христов Тихон посещал Каменную гору и, как ангел Божий, укреплял смиренных отшельниц в вере и уповании на скорую помощь Божию, — в то время, по званию Божию, из подгородней Дамской слободы пришла жить на Каменную гору однодворческая девица Мелания, впоследствии времени, своею высоко-строгою подвижническою жизнью, снискавшая себе уважение от всей Елецкой окрестности*.

* Сведения о затворнице Мелании заимствованы частью из монастырских записок и из консисторского архива, а частию из достоверных рассказов, живущих в монастыре, бывших современниц её, а также из рассказов других знающих лиц.

Девица Мелания родилась в 1759 году от бедных, но благочестивых и православных родителей. Это были Елецкого уезда подгородней Дамской слободы однодворцы, Памфил и Феодосия Пахомовы, которые, пожив добродетельно немного лет в честном супружестве, отошли ко Господу, оставив по себе наследника дому своего, старшего сына. Пред кончиною своею они вручили ему весь дом и своих малолетних дочерей — Меланию и Екатерину, завещав ему воспитывать их в страхе Божием, и самому, паче всего, стараться быть благочестивым христианином.

Девица Мелания, еще прежде совершенных лет, почувствовала в себе влечение к иноческой жизни. Трудолюбивая, как пчела, молодая и красивая собою, она часто ходила в храм Божий, и чаще всего на Каменную гору; там она слушала душеполезные беседы стариц и, возвратаясь в дом, уговаривала брата отпустить ее на жительство в монастырь. Но доброе дело без испытания не бывает. Брат Мелании и слышать не хотел о монастыре и о монашеской жизни, а более напоминал ей о домашних делах, и о том, что на ее руках есть еще младшая сестра, которая без нее вовсе должна остаться без присмотра. Чувствовала и Мелания всю справедливость слов брата и не смела противоречить ему, но сердце ее все более и более горело любовью к Богу. Наконец, услышав в св. Евангелии божественные слова Спасителя: иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин. И иже не приимет креста своего, и в след Мене грядет, несть Мене достоин (Мф. 10, 37. 38), она задумалась, и долго рассуждала сама с собою, что ей делать? Тайный голос сердца уверял ее в истине божественных слов и утверждал во благом намерении — последовать Христу, а убеждения брата и важность избираемого пути колебали и устрашали ее душу. Куда и к кому обратиться? Какой род жизни можно найти столь удобный и угодный Богу, чтобы сохранить душу и тело от осквернения грехами и получить наследие вечных благ, обещанных от Бога верующим и хранящим Его святые заповеди? В горячности духа, Мелания плакала и непрестанно молилась пречистой Деве Богородице, невестокрасительнице душ наших, дабы Она сама наставила ее на путь спасения.

Более трех лет провела она в великой скорби и недоумении, доколе познала совершенно о себе волю Божию, благую, угодную и совершенную (Рим. 12, 2). Святый апостол Павел говорит: сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными. Испытующий же сердца знает, какая мысль у Духа, потому что Он ходатайствует за святых по воле Божией. При том знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу (Рим. 8, 26. 27. 28).

Итак, когда пришел для Мелании этот определенный час воли Божией, тогда она, отвергнув всякое сомнение, притекла на Каменную гору, как жаждущий еленъ на источники водные (Псал. 41, 1). Побудительною причиною же к окончательному и поспешному выходу ее из родительского дома было то, что брат ее вознамерился удержать ее в мирской жизни брачным союзом. Он нашел богатого жениха и, по совету родных и знакомых людей, даже против желания сестры, хотел выдать ее непременно замуж. Но тщетны были труды его. В день, назначенный для помолвки, возлюбившая Господа Мелания скрылась из дома своего и три дня не являлась. Бог скрыл ее от всех поисков тут же, в своей слободе, в доме ближайших соседей*. Они знали благонравие Мелании и, исполнившись страха Божия, уразумели, что юная отроковица убегает брака потому, что возлюбила Жениха Небесного, а не земного, и старается сохранить себя в непорочном девстве из любви к Нему. Грех и стыдно нам будет, говорили они, если мы не дадим ей помощи в столь благом ее намерении. После этого брат Мелании, видя непреклонность ее и тщетность своих усилий, решился не принуждать ее более к брачной жизни и не препятствовать ей ко взысканию другого пути. Благосклонно выслушав ее просьбу, он дал свое согласие отпустить ее в монастырь, но в денежной помощи и в прочем содействии к определению ее совершенно отказывал.

* Соседи Пахомовых были крестьяне Абрамовы, у коих воспитывалась любимая подруга Мелания, Матрона Наумовна, в последствии Задонская странноприимница.

Но в сердце юной Мелании уже была непоколебимая вера в промысел Божий, и она с твердостью совершенного мужа возложила надежду свою во всем на помощь Божию, и вверилась вся единому Богу. Помолившись долго и со слезами пред иконою Пресвятой Девы Богородицы, благословила ею юную сестру свою Екатерину, и вышла поспешно из дома родительского, взяв с собою только то, что служило ей вседневным одеянием. Это было осенью 1778 года, когда Мелании не было еще 20-лет от роду*.

* В вышеозначенном регистре 1795 года девица Мелания означена живущею на Каменной горе под № 27, а сестра её Екатерина под № 28 в одной общей келий.

Водворившись на Каменной горе, еще не обнесенной никакою оградою, кроме густого леса, среди которого, молитвами и благословением святителя Тихона, только что возрождался будущий девичий монастырь, блаженная Мелания все упование свое возложила на Бога и на пречистую Деву Богородицу. День и ночь ревностно подвизалась она в посте и молитве и с горячею верою и покорностью принимала добрые внушения честных стариц. Она трудилась и
радовалась, проходя различные послушания и соблюдая в тайне постоянную молитву и молчание уст. Мелания была неграмотная, но, научаемая самим Богом, она уже постигла умом высокий урок великого наставника монашествующих, св. Иоанна Лествичника, который говорит: "послушайте меня все желающие привлещи к себе Господа, приступайте к Нему, как ученики к своему учителю, то есть: приступайте просто и непритворно, без двоедушия и лукавства, и не любопытно. Ибо Он сам, будучи прост и несложен, хочет, чтобы и приступающие к Нему имели простые и незлобивые души. Ибо невозможно лишенному простоты увидеть когда смирение…"**

** Творение Иоанна Лествичника стр. 24 и 25.

Всегда воздержанная в пище, она вскоре стала довольствоваться хлебом и водою — и то в меру. Дух ее горел желанием подвигов, о которых она внимательно слушала при чтении житий святых отцов, и к которым Дух Божий тайнодействовал ее сердце. Вскоре, вкупе с прочими сестрами, сподобилась и она принять благословение святителя Тихона, которого уже после многократно посещала. Бывало, встанет с полуночи, и к ранней обедне поспеет в Задонск; отслушав обедню, примет благословение и наставление от святителя, — и снова возвратится на Каменную гору, и сидит в своей келии, наблюдая час и время молитвы и послушания монастырского. От начала и до конца дней своих блаженная Мелания питала к святителю Тихону особенную любовь и уважение, и по кончине святителя часто посещала могилу его и, поклонившись с верою к почившему, получала облегчение скорбям своим. Смотря на нее и на
ее подвиги и мужественные поступки, старицы говорили: "Что это будет от нее?"

Едва научившись разбирать Псалтирь, Мелания заучивала стихи наизусть и, постепенно обращая в памяти своей боговдохновенные изречения, старалась выразить и осуществить их жизнью своею. Она более постигла силу и действие молитвы сердечной, нежели устной: сказание псалмов и молитв было уже готовое выражение ее мыслей. Когда же стояла она в церкви, то нередко умилялась сердцем и полагала со слезами многочисленные поклоны. В ночное время она не давала себе покоя, но, ходя в лесу, повторяла выученные псалмы вслух, и была как бы живой орган Святаго Духа, бряцающий немолчную хвалу Богу.

Так прошли первые три года ее жизни на Каменной горе, как один светлый день.

 

Жизнь Мелании в монастыре вместе с сестрою ее Екатериною — до кончины сестры

Спустя несколько лет по удалении Мелании из дома родительского, младшая сестра ее Екатерина начала очень часто приходить к ней, и оставалась иногда у ней на несколько дней. В это время Мелания обучала ее молитве и пощению, наставляла ее богоугодным трудам, а от нее не принимала никаких мирских разговоров, ни о брате, ни о семействе его. И когда отпускала ее домой, строго приказывала не узнавать о чужих делах и не занимать ими мысли своей; ибо от этого, говорила она, бывает забвение о Боге, рассеяние и осуждение.

Когда же Екатерине исполнилось 18 лет, она изъявила желание остаться в монастыре, и с радостью была принята старицами и начальницею в их духовное общество; а на жительство помещена к сестре своей Мелании. Чудное было в то время жительство подвижниц на Каменной горе! Жили все они врозь, а сердце и душа были едины, и имущество у всех было общее. Так было и у первенствующих христиан во дни св. апостолов, как пишется в Деяниях апостольских: "У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. И каждому давалось, в чем кто имел нужду" (Деян. 4,32-35). Так было в то время и на Каменной горе, потому что у всех было искреннее желание соблюсти заповедь Господню о нестяжании, а с ним тесно было связано и
Целомудрие и прочие добродетели.

Наружный вид Екатерины был некрасив: рост высокий, лицо черное, худощавое и рябое после оспы, но кротость и благоразумие ее были удивительны. Сначала Мелании трудно было привыкать иметь у себя послушницу. Но вскоре добрые Качества Екатерины, совершенная покорность ее и родственная любовь Мелании к ней, водворили между ними полное согласие. Пожив немного, они, с благословения начальницы, отправились в Задонск принять благословение святителя Тихона. Обе они с глубоким почитанием явились к святителю, и, выразив сильнейшее желание научиться грамоте, просили его благословения. "На что вам учиться по книгам? — сказал им святитель Тихон. — Вас благодать Божия свыше научит — и довольны будете". Впоследствии так и сбылось. Неграмотные, они знали и разумели все нужное ко спасению души и, к удивлению, часто выражали словами священного Писания то, чему научились от Бога и опытом монашеской жизни*. Хотя обе девицы горели истинною любовью к Богу и обе дали сердечное обещание служить Ему верно до последнего издыхания своего, но мудрость и строгость Мелании, кроме старшинства лет, показывали ее более опытною и искусною по жизни. Екатерина была поручена ей самим святителем, как духовная дочь своей старице, в полное повиновение и отсечение своей воли. Кроткая Екатерина, приняв благословение и наставление святителя Тихона, почитала и повиновалась во всем сестре своей, и вскоре заслужила всеобщую любовь и уважение**. Поистине, жительство их было чудным и достохвальным, как по единодушию, так и по монашеским добродетелям! В келии у них, кроме кувшина с водою и малого запаса сухарей, ничего не было. Одежда их была ветхая и часто поновлялась заплатами, но при всей своей ветхости была опрятна и чиста. Рукоделием они занимались очень редко, хотя умели и могли хорошо работать; иногда только брались вязать чулки, но и то очень редко. А было у них другое делание, высокое, духовное. Они имели обильный источник слез и плакали ежедневно о грехах своих неутешным плачем, называя это делание Петровым исповеданием. Этот горький плач не похож на те слезы, которые изливаются при чтении умилительных молитв — он возжигает неудержимое желание к Богу, и в сокрушении духа болезненно и вместе плодотворно дает чувствовать все ничтожество и греховность человеческую и, исторгаясь ненасытными воздыханиями, не хочет ни видеть, ни слышать ничего другого. Подражали этому деланию их и другие старицы, но не в той мере, в какой делали это обе сестры по духу и по плоти***.

* Полагают, что в это время блаженная Мелания приняла в Задонске пострижение великого ангельского образа с именем Миронии.

** Екатерина не была пострижена в монашество, но старицы прозвали её Исидорою, по сходству образа жизни её и беспрекословного послушания с преподобною Исидорою, которой память празднует св. Церковь 10 мая, и житие её положено в Четии-минеи того же числа.

*** Старица Иулиания жила в холодной, нетопленой келий, подражая блаженной Мелании, и впоследствии времени желая подражать её затворнической жизни, с терпением переносила многие лишения; но жизнь затворническая превышала её силы: иногда приходила она к единодушным своим сотрудницам Ксении и Афанасии, и проводила У них некоторое время, отогреваясь от стужи и собирая вновь запас сил душевных и телесных к дальнейшему своем}' подвигу. К себе же в келию Иулиания никого не принимала, и если кто из сестёр намеревался посетить её, она отвечала: "Как мне вас приглашать к себе? Мне и посадить вас не на чем". Когда же приблизилось время её кончины, то, по воле Божией, многие старицы пришли к ней в келью и увидели, что лицо её просветилось, как бы от осияния солнечного, и она в мире и радости предала Дух свой Господу. Старица Иулиания умерла уже после кончины затворницы Мелании, в 1844 году.

Со страхом и заботливостью смотрела на их высокую жизнь начальница Олимпиада и, боясь, чтобы враг не обольстил их высокоумием, нарочно делала им выговоры, иногда как бы за то, что носят многошвенные рубища, и притом неблаговидно надетые. "Это вы делаете с умыслом, — говорила она, — чтобы вам оказывали более внимания и более подавали милостыни. Вы можете одеться прилично, а вместо того показываете нищету. Смотрите: не собираете ли вы тленное богатство?" После выговора, обе сестры обыкновенно просили со смирением прощения у своей начальницы и ни в чем не оправдывались. Благоразумная Олипиада не возбраняла им принимать наравне с прочими сестрами общее подаяние, но делала вид, будто не благоволит об их странной жизни, и молодым людям не дозволяла посещать их келию.

В одно время сын купца Кожухова Иоанн, подражая добродетели отца своего, подавал на Каменную гору довольную милостыню, а для обеих сестер, Мелании и Екатерины, сделал крытые шубы на заячьем меху и просил начальницу, чтобы она убедила их носить эти шубы. Из послушания они надевали их, когда приходили в церковь для причащения св. тайнам, и, возвратясь, бережно снимали их, и отдавали кому-нибудь на сбережение, как чуждую собственность.

Во дни св. четыредесятиицы Мелания и Екатерина совершали пятидневный пост. Иногда же в субботу Мелания скажет: "Ныне можно лапшицы сварить!" — "И, матушка сестрица, у нас сухарики есть, — отвечает ей скромная Екатерина. — Вот придет светлый праздник, тогда и разговеемся!" И, бывало, во весь пост они вкушали одни сухари с водою, и то в субботу и в воскресенье, а в прочие дни безмолвие, плач и молитва к Богу насыщали и увеселяли души добрых подвижниц. Приобщение св. Божественных Таин бывало у них наравне со старицами во все посты, а иногда и дважды в пост.

В остальное время года они постились умеренно, то есть, вкушали мягкий хлеб, но редко прибавляли к нему что-либо другое, кроме соли и воды. Так однажды монахиня Евагрия принесла им свежих огурцов, Екатерина разрезала огурец, посолила и хотела есть. Мелания тихо толкнула ее по руке и сказала: 'Что ты делаешь? Это шютоугодие!" "Прости, матушка сестрица! Я забылась", — отвечала Екатерина, и бросила огурец в сторону. Удивилась Евагрия такому их воздержанию, и часто для пользы своей и других сестер вспоминала этот случай. Монахиня Евагрия была и сама скромной и воздержанной жизни. Она некоторое время гостила у Мелании в келии, по случаю перестройки своего жилья, и часто говорила после: "Я была свидетельницею их жизни, они всегда имели большое воздержание в пище. Также и в разговорах между собою, кроме необходимого, я ничего у них не слыхала".

Наконец, Бог посетил Екатерину тяжелою предсмертною болезнью в 1804 году. Терпеливо переносила она временные страдания свои и, лежа на голой доске, безпрестанно углублялась в молитву. Мелания с любовью смотрела на болящую и говорила ей: "Ну вот, сестрица, ты покидаешь меня! Кто же мне теперь водицы принесет? Или кто к благодетелям сходит в город? Ведь это все было твое послушание!" — "Бог не оставит тебя, матушка сестрица, а мне уж пора ко Господу. Он зовет меня к Себе".

Тогда пригласили священника, который, совершив таинство елеосвящения и исповеди, напутствовал ее причащением св. Божественных Таин. При последних минутах Екатерина пришла как бы в исступление: лицо ее просветилось, и, наконец, она с тихою и благополучною радостью сказала сестре: "Вот, матушка сестрица, отверзлись райские двери, и там предивное веселье! Вот и райские плоды, которые Господь дарует мне за мое малое здесь воздержание". Мелания припала к ногам умирающей сестры своей и неутешно плакала. "Екатерина! Жаль тебе сестру твою?" — спросила начальница умиравшую. "Нет, госпожа матушка! Она велика пред Богом, и будет прославлена от Него еще здесь, на земле". После слов сих улыбка снова появилась на устах ее, и она, перекрестившись, мирно предала дух свой Господу.

Двадцать два года прожила Екатерина на Каменной горе, и оставила по себе добрую память, а сестрам пример послушания, терпения и любви. Когда старицы опрятывали многотрудное тело ее, то с трудом могли снять грубую и тесную власяницу, которая приросла к телу подвижницы и служила ей безсменным одеянием. Погребение Екатерины было торжественное. Всякому хотелось видеть и проводить к могиле подвижницу Христову, так безмятежно совершившую свой подвиг и богоугодно почившую. Положили ее близ первой деревянной церкви Знамения Пресвятой Богородицы, где впоследствии положена и блаженная Мелания, равно и другие замечательные по жизни старицы.

 

Юродство Мелании и бывшие ей искушения

По кончине Екатерины Мелания и скучала, и долго не могла успокоить себя. Все было для нее как новое, весь порядок жизни ее изменился; изменилось и душевное ее настроение.

Чтобы избежать докучливых расспросов и некоторых посещений, Мелания приняла на себя юродство. Притворно гневалась, когда оказывали ей внимание, если подавали ей милостыню, она говорила некоторым даже с грубостью: "Ты мало даешь! Ну, что тут? Видеть нечего. Мало, мало! Ни на что не достанет". Понимавшие ее юродство усердно прибавляли к своему подаянию, но другие соблазнялись, думая, что она действительно любит стяжания. Когда все уходили, Мелания выносила собранное вне келии и полагала на дровах: тогда съедомое уносили птицы, а деньги и вещи брали нищие, которые, приметив это обстоятельство, часто осматривали все места около ее келии. Ночью Мелания выходила на могилу сестры и, начиная там молитву, оканчивала ее пред утренею на церковной паперти. Многие думали, что она от великой скорби по сестре действительно помешалась. Однажды монастырский дьякон Георгий Преображенский пришел к утрени ранее обыкновенного и при входе в церковь споткнулся об лежавшую ниц Меланию. "О, юродивая! Зачем ты тут валяешься?" — сказал грубо дьякон и слегка ударил ее палкою. Мелания кротко посмотрела на него и сказала: "Бог тебе прости! Тебе больнее будет, когда тебя будут бить". Так и случилось. Через несколько времени этот дьякон, возвращаясь изза Сосны*, из дома своих родственников поздно вечером, попался недобрым людям, которые ожидали кого-то, и, не узнав, избили его до полусмерти, от чего он зачах и вскоре умер. Но в болезни своей раскаялся и говорил некоторым: "Я оскорбил невинно рабу Божию Меланию, и по предсказанию ее достойно наказан от Бога за мой грубый поступок".

* Река Сосна разделяет город Елец.

Добрые Елецкие граждане часто посещали Каменную гору, помогали начальнице своими советами и деньгами в устройстве нового каменного храма, а стариц наделяли милостынею и приглашали к себе в дома, где нарочно для них приготовляли чай и постное кушанье. Также посещали они и юродствующую Меланию, которая, по обычаю своему, более пребывала в уединении и только изредка навещала тех, кого сама избирала по своей мысли. Но, несмотря на ее странности, все любили и уважали ее. Кто-то из благотворителей подарил ей самовар с принадлежностями. Мелания пробовала пить чай и чувствовала от него некоторое укрепление и утешение. Случалось, что она и других поила чаем, особенно скорбных и больных, которым чрез то, при помощи Божией, и доставляла облегчение. Если же кто, думая угодить ей, решался похвалить ее поступки, — она строго выговаривала тем, и приводила их в большое недоумение, уверяя всех, что они ее обокрали. Некоторые, не понимая глубокого смысла ее гадательных слов, до того обижались, что в самом деле начинали считать ее помешанною. Случалось это и с монахинями, которые с любопытством наблюдали за нею, и брались ей прислуживать. Тогда она поручала им некоторые покупки и внезапными капризами своими доводила их до того, что они, потеряв терпение, бранили ее и уходили.

Спустя несколько времени, восстала на блаженную Меланию духовная брань от разных помыслов. Между прочим показалось ей, что грех — пить чай. Она, как привыкла к воздержанию, скоро решилась оставить употребление чая, и самовар с его принадлежностями отнесла далеко в лес; возвратившись в свою келию, чувствовала некоторую радость, что лишила себя такого утешения. Но скоро она познала, что радость эта была душевредная, от высокоумия ее помыслов, так как выражала некоторое плотское мудрование. Мелания не знала еще того, что пост без смиренномудрия не полезен, и что "часто промысел Божий хощет и чрез противные вещи благодетельствовать, всеми мерами усмиряя наше возношение"*. Богу угодно было, чтобы и Мелания в этом случае познала в себе человеческую немощь и впредь не тщеславилась. В скором времени напала на нее скука, печаль и столь великое изнеможение тела, что она не переставала думать: "Как бы хорошо теперь подкрепить себя чаем", и, наконец, она пошла к благоразумной старице Василисе Ивановне Кожуховой, родственнице первого их благодетеля, жившей с давних лет на Каменной горе, и рассказала ей о своем искушении. "Ну что ж ты за святоша такая, Меланьюшка? Вот и мы пьем чай. Он на пользу иссохшей груди. Пойди-ка посмотри, цел ли твой самовар? Если цел, то значит, Богу угодно, чтобы и ты чай пила, а не думала о себе, что ты великая подвижница". "И правда, матушка сестрица!" — отвечала Мелания. Затем пошла она и отыскала самовар свой в лесу, а прочего не нашлось. Теперь этим самоваром владеет почтенная монахиня Анфиса. Она получила его из рук самой затворницы, и дорожит им, как драгоценным наследством. Многие во время скорби или болезни пьют чай из этого самовара, и молитвами блаженной Мелании получают облегчение.

* Св. Иоанн Лествичник, степень 26,128.

Но борьба Мелании с помыслами не кончилась. Всякому человеку труднее всего, при всем своем желании, по заповеди Спасителя, отречься от себя (Мф. 16,24). Наше самолюбие, гнездящееся в душе, так неприметно для нас самих, что иногда голос его мы, по обольщению искусителя, принимаем за некое благодатное утешение. Но, от плод их познаете их (Мф. 7, 16), сказал нам Спаситель, и потому каждому следует быть внимательным к самому себе. Смущение помыслов о чае было только предварительным искушением мужественной Мелании при вступлении ее в борьбу с тонкими и хитрыми обольщеньями врага, который готовил ей разные сети в надежде погубить ее самомнением. Можно думать, что предсмертные слова Екатерины, сказанные ею о сестре своей, что Мелания велика у Бога, и что Бог прославит ее еще здесь на земле, сделали некоторое впечатление на душу Мелании. Она приняла их от сестры своей, как справедливую оценку своей жизни. Конечно, Мелании не нужно бы было останавливаться на этой опасной мысли. Но одна только благодать Божия могла спасти ее от вредных последствий льстивого самообольщения.

В одну ночь Мелания, утомившись от борьбы со сном, который безвременно и очень сильно отягощал ее, села у дверей своей келии и забылась. Вдруг ей показалось, будто огненная колесница с крылатыми конями спустилась на землю, и юноша в белой одежде подошел к ней и сказал: "Прииди, о возлюбленная Богом, и восприими мзду трудов твоих. Бог послал меня, ангела своего, вознести тебя в райские селения, где ожидает тебя сестра твоя Екатерина". Мелания, услышав о сестре своей, обрадовалась, и от радости забыла оградить себя крестным знамением. Ей представилось, что она села в колесницу, и крылатые кони понесли ее по воздуху к великолепному дому, белоризец высадил ее и хотел ввести в дом. Тут Мелания оградилась крестным знамением, и вдруг все исчезло. Вдали послышался ей какой-то неистовый хохот, и невыразимый страх объял Меланию. Она увидела себя близ самой мельницы, на краю моста, на самом опасном месте… Она вскрикнула от ужаса и упала на мост. Рабочие люди с мельницы выбежали поспешно на крик и крайне удивились. Они узнали Меланию, но не знали, как она в ночное время зашла сюда, и что с нею случилось? Они подняли ее полумертвую. Но вскоре она опомнилась и просила их довести ее в монастырь на Каменную гору.

Через несколько дней Мелания пошла в Задонск и зашла в село Карповку к старцу Иллариону* просить его святых молитв и советов. С помощью Божиею, с тех пор она весьма была осмотрительна в своих помыслах, более вооружалась смирением и молитвою, и на всякий час остерегалась козней вражиих.

* Старец Илларион Нефедиевич (Мефодиевич), впоследствии известный подвижник и затворник Троекурове кий, в то время уединённо жил в имении князя Михаила Александровича Долгорукова, Рязанской губернии, в селе Карповке, в келии особенно выстроенной для него благочестивым владельцем, и пользовался общим уважением в том краю. Несколько воспоминаний об этом старце помещено в "Страннике" 1862 года, июль, отд. 1, стр. 113. "Сказание о жизни и подвигах Троекуровского затворника Иллариона". Москва, 1868 года.

Но лукавый супостат покусился еще раз напасть на рабу Божию другою хитростью: он внушил некоторому скромному и христолюбивому человеку, известному всем в городе своею почти отшельническою жизнью, приходить к блаженной Мелании в келию для чтения священного Писания. В несколько дней строгая подвижница заметила в себе не то расположение духа, которое влекло ее к богомыслию и бывало ей обычно. Она тотчас поняла, что здесь кроются сети вражии, и, проводив посетителя, немедленно пошла к любимой своей старице Василисе Ивановне. Поговорив с нею откровенно, Мелания затворила двери своей келии, долгое время никого не принимала и ни с кем не беседовала.

В посте и смирении со многими слезами взывала она ко Господу: доколе, Господи, забудеши мя до конца? Доколе отвращаеши лице Твое от мене? Доколе положу советы в души моей, болезни в сердце моем день и нощь? Доколе вознесется враг мой на мя? (Псал. 12,1.2) В это время блаженная Мелания вспомнила душеполезные слова святителя Тихона Задонского, который намекал ей, еще при жизни своей, на опасность учения книжного, и с горячностью призывала его на помощь. Ей казалось теперь: "Нету меня руководителя! Нет и сестры моей со мною! Бывало, ее святые молитвы служили мне подкреплением и охраняли меня более, нежели я ее охраняла. О, горе мне бедной!" Так рассуждала она с собою в сокрушении духа. Но для сильных Бог попускает и сильные искушения, и, соделав их победителями, уготовляет им великие почести. Послушаем, что говорит преподобный Макарий великий: "Князь века сего есть жезл вразумления и бич, наносящий раны младенчествующим по духу. Для того оставлен сей жезл вразумления, чтобы через него, подобно в огненной печи разжигаемым сосудам, выдержавшие испытание оказались более твердыми, а не выдержавшие обличены были в своей ломкости, потому что не перенесли огненного разжжения. Впрочем, дьявол, как раб и тварь Владыки, не сколько ему угодно, искушает и не в какой мере сам хочет, наводит скорби, но сколько попущением своим дозволяет ему владычнее мановение. Бог, в точности зная состояние всех, сколько есть сил у каждого, в такой мере попускает и подвергаться искушению, как думает о сем и Апостол; ибо говорит: верен Бог, иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести (1 Кор. 10, 13)"*. Для мужественной Мелании это также послужило на великую пользу. Уединившись от людей, она предавала себя новым подвигам, и, при созерцании своей греховности, углублялась в смирение и покаяние и обогащалась ими.

* Слово 4 "О терпении и рассудительности". Гл. 6 и 7.

День и ночь проводила она в непрерывных трудах: в посте, молитве, коленоприклонениях, сердечных воздыханиях и слезах. Один Бог был свидетелем и наставником ее благорассудительному деланию, и укреплял ее до конца. Мы не должны удивляться удобопреклонности нашего естества, которой подверглась и Мелания. Тот же опытнейший и великий подвижник, Макарий великий, в назидание нам, говорит об этом следующее: "Некоторые, оградив себя вниманием, и при сильном действии в них благодати Божией находили свои члены столько освященными, что заключили о себе, будто бы в храмине их нет места уже похоти, но приобретается ум целомудренный и чистый, и что внутренний человек парит уже в божественном и небесном. Посему такой человек думает, что несомненно достиг он в совершенную меру; и когда почитает себя вступившим в безопасную пристань, восстают на него волны, и опять видит он себя среди моря, увлеченным туда, где только вода и небо, и готовая смерть. Так вошедший в нас грех производит всякую злую похоть".

Здесь по всей справедливости должно разуметь грех самомнения. Далее, тот же великий подвижник: "… а со временем настает час, и дела изменяются, так что, помышляя свою немощь и удобопреклонность ко греху, действительно такой человек думает о себе, что он грешнее всех людей"*. И это-то и есть блаженное состояние, которое уже не падает, а ходит выше всех сетей вражьих**.

* Макарий великий. Беседа 38,4.

** Жизнь св. Антония великого, составленная иер. Агапитом, стр. 48

 

Приготовление Мелании к затворнической жизни

По временам посещал г. Елец и Каменную гору о. Илларион, впоследствии прославившийся своею богоугодною жизнью и сделавшийся известным под именем затворника Троекуровского. Однажды он неожиданно вошел в келию Мелании со следующим приветствием: "егда бо немощствую, тогда силен есмъ " (2 Кор. 12,10). Прозорливец провидел духом ее скорби. Она удивилась, и прежде всего возблагодарила Бога, потом упала к ногам старца и горько заплакала. Душа ее была растрогана и благоумилена. Вздохнув свободнее, она начала беседовать, и беседа их продолжалась немалое время. Отец Илларион в то время сам испытывал большие скорби и гонения от мирских властей, по поводу своего пустынножительства. Он пришел в Елец, дабы уклониться на некоторое время и, по заповеди Апостола, дать место гневу (Рим. 12,19). Пристанище его было во дворе купца Лаврова-Кречета, который со всем домом своим имел к нему любовь и уважение*. Мелания ожила духом, часто приходила в дом Лавровых, которые также были и ее благодетели, и подолгу беседовала там с о. Илларионом. А иногда о. Илларион прихаживал и на Каменную гору. Начальница, монахиня Олимпиада, и другие старицы назидались его богоугодною жизнью и принимали его с уважением. Были в Ельце и другие единомысленные о. Иллариону, каковы- священник Преображенской церкви о. Иоанн Борисович и юродивый старец Иоанн Тимофеевич Каменев.

В одно время они трое пришли на Каменную гору. Слова и действия каждого их них отличались мудростью и прозорливостью, и все, что говорили они, сбылось в свое время. Говорят, что когда-то их же слово было и о том, что на Каменной горе надлежит быть иерею Иоанну**. Тогда можно было объяснять это в духовном смысле, так как Иоанн означает "благодать". Но последующее время подтвердило, что эти слова исполнились и буквально, так как на Каменной горе в течение ста лет было только два иерея другого имени, и то на короткое время. Посетив начальницу и других стариц, пришли они к блаженной Мелании. Здесь юродивый старец Каменев, будучи сам Христа ради юродивый, увещевал Меланию оставить юродство, сидеть в своей келии с молчанием и приготовлять себя к совершенному безмолвию и затворнической жизни. Другие слушали и молчали. Мелания отвечала: "Не могу понести". Тогда все трое начали увещевать ее, обещали молиться о ней и решительно приказали ей оставить юродство. Мелания выслушала наставление и решилась испытать себя в новом великом подвиге добровольного заключения.

* Елецкий купец Михаил Иванович Лавров-Кречет говаривал неоднократно: "Я всем моим капиталом обязан молитвам о. Иллариона. С тех пор, как он поместился у нас, Бог благословил дом мой всяким изобилием; и где бы надлежало быть по торговле нашей убыткам, там неожиданно были барыши". И действи тельно, дом Лаврова с тех пор возвысился, и, умирая, благодетель о. Иллариона оставил трём сыновьям своим богатое наследство, коим они и доныне пользуются.

** И в настоящее время на Каменой горе два иерея, и оба — Иоанны. 

Прошло несколько дней, и она терпеливо отлагала выход свой то под тем, то под другим предлогом. Время длилось. Между тем враг предлагал ей помыслы: там-то, в таком-то доме ты обещалась быть и давно не была… А там, вот вчера топили баню, и хозяйка опечалилась, что ты не пришла, и как будто совсем забыла их дом и все их благодеяния… Из некоторых домов, действительно, по несколько раз присылали приглашать ее, назначали день, в который
собственно для ней будут печь блины и приготовлять постное угощение… Мелания все отвергала. При наступлении ночи спешила затопить свою печь и, смотря на временный огонь, размышляла о вечных муках.

Трубы печной она никогда не закрывала, и потому в келии у нее была всегда стужа — как от ветхости стен, так и от незакрытой печи и трубы. Вольная страдалица согревалась только тоща, когда в умиленной молитве полагала безчисленные поклоны. Тихая лампада, а иногда и зажженная свеча у образа составляли ее богатство и утешение. Келия ее была так ветха, что не только обмазка, но и самый мох сыпался. Она закрывала стены многими постилками, дабы любопытное око не увидало ее худости.

В это время посетил Каменную гору блаженный Иоанн, впоследствии известный Сезоновский затворник, и, разболевшись, пал как бы бездыханен в келии Мелании: она разожгла в кадильнице уголь и ладаном покадила лежавшего, — он встал и, укрепившись, мог беседовать с нею. С тех пор он имел большое уважение к Мелании и говорил многим, что молитвами смиренной Мелании он получал неоднократно исцеления*.

* Жизнь Иоанна Сезоновского затворника, Муравьева. Изд. 3-е, 1866 года.

Наконец прошла зима, и наступил великий пост. Мелания совершила его обычным порядком и до Лазаревой субботы не выходила из своего уединения. Побывав в храме Божием, она в ту же субботу пошла в дом Лавровых с намерением пригласить на Пасху к себе о. Иллариона. Лавровы приняли ее с необыкновенною ласкою, но не согласились отпустить его. Мелания возвратилась со скорбью в свою келию, а в самый день пасхи даже плакала о том. Вдруг пришел к ней о. Илларион и радостно сказал: "Христос воскресе!" После приветствия он с кротостью укорял Меланию в такой неблаговременной скорби и малодушии. Обрадованная Мелания высказала ему свои помыслы и, переменив печальные слезы на радостные, благодарила Бога и посетившего ее старца. Поговорив довольно о спасении души, они отправились к вечерне в церковь. По возвращении из церкви Мелания забыла свои скорби и каждый час торжествовала духом. Через несколько дней супруга Лаврова пришла посетить свою любимую Меланию, и, при первом разговоре, начала просить у ней прощения, что не отпустила к ней в первый день праздника о. Иллариона из своего дома. "Ты сама посуди, Меланьюшка, — говорила Лаврова, — он у нас гость дорогой! Вот оденется лес, он, того и смотри, уйдет от нас. Может быть, и век его не увидим".

Мелания слушала и не могла скрыть своего удивления. Подумав немного, она отвечала Лавровой:

— Ты знаешь, Евдокия Михайловна, что я, кажется, никогда не лгала пред тобою, а удивляюсь, что ты говоришь. Поверь же моим словам: в этот день о. Илларион был у меня в келий, и вместе с нами был у нас в церкви во время вечерни…

— Что ты! — возразила ей Лаврова. — Он разговелся с нами, и весь день читал жития св. отцов; мы все слушали!

— Бог знает, — сказала Мелания задумчиво.

— Стало быть, это ангел его посетил тебя, Меланьюшка?

— Не знаю, я недостойна видеть ангела.

Обе они перекрестились и прославили Бога.

После святой недели Мелания опять ходила в город к своим благодетелям, и в один из таких ее выходов случилось следующее обстоятельство, которое ясно указывает на чистоту ее сердца, приобретенную монашескими подвигами, и данную ей от Бога прозорливость. Живущая и доселе на Каменной горе молодая послушница, по имени Иулитта, одаренная от Бога разумом и крепостью телесных сил, долгое время проходила клиросное послушание, заслуживала любовь начальницы и прочих стариц своим усердием и получала от всех похвалы; но вот напала на нее лютая и долговременная естественная брань, свойственная ее юному возрасту, и напала с такою силою, что мысли и сердце ее волновалось даже при нечаянном воззрении на св. иконы. От великого смущения и скорби она чувствовала, что даже ум ее мешается. В горести духа пришла она к чудотворной иконе Знамения Пресвятой Богородицы, изливая перед Нею душу свою и прося Ее всесильной помощи. Помолившись, она положила намерение в сердце своем: оставить монастырь, если брань усилится, и возвратиться в дом своих родителей. В ту же ночь видит она во сне, что точно так же она молится перед тою же чудотворною иконою, и слышит от нее глас: "Не смущайся, девица! Это искушение пройдет. Иди в келию Мелании, и усни на ее постели, и ты получишь совершенное избавление от этой брани". "Как же я пойду? Она меня прогонит", — подумала послушница. "Не бойся! Ты выбери время, когда ее не будет дома". Послушница исполнила повеление, данное ей во сне, и в тот же день, пришедши к Мелании, не застала ее дома. Двери были не заперты, она вошла в келию и, помолившись довольно пред иконою Спасителя, изображенного сидящим в темнице, легла на ее постель. Неожиданно, сладкий сон успокоил ее чувства, и, через некоторое время, она встала и спешила уйти прежде, нежели Мелания возвратится. Но только успела она положить несколько поклонов и, затворив келию, отойти в сторону, как Мелания подошла к ней близко и сказала: "Что ты тут делаешь? Я сама никак не могу избавиться от скверных мыслей, а ты … чуешь! Молчи! Да и молчи!" продолжала она, грозя на нее пальцем. Послушница упала ей в ноги и могла только сказать: "Прости меня, Бога ради!" Мелания же крепко затворила за собою дверь. С тех пор послушница освободилась от тяжких искушений и, молитвами блаженной Мелании, доканчивает богоугодную жизнь свою в монашестве, пребывая теперь, по старости лет своих и слабости здоровья, неисходно в своей келий.

Память об о. Иоанне Преображенском у Елецких граждан сохраняется с особенным благоговением. Он считался юродивым, но с некоторыми говорил просто и духовно. Он любил посещать Каменную гору и смиренных отшельниц ее. Доныне жива простосердечная схимонахиня Феоктиста, которой он предрек быть схимницею. Ей теперь 97 лет, но силы и память ее в хорошем состоянии: она каждую службу бывает в храме Божием и часто поминает назидательные слова о. Иоанна. Он указал ей место своего вечного покоя и предрек, что тут будет устроен мужской монастырь, — тогда, когда еще то место было пустое; и приказал ей после пострижения своего в схиму прийти к нему на гроб и отправить панихиду. Все это сбылось на наших глазах. Движимый Духом Божиим, о. Иоанн в то время пришел к блаженной Мелании, и снова напоминал ей о пользе затворнической жизни, уверяя, что девице, посвятившей себя Богу, легче всего достигать спасения этим путем. Мелания всегда принимала его советы с должным уважением, как от истинного раба и служителя Божия, но иногда не считала их вполне обязательными для себя, особенно в этом случае, который должен был изменить весь образ ее монашеской жизни. Она хотя весьма редко выходила в город, но не считала это нарушением своих обетов. Спустя несколько времени, после посещения о. Иоанна, случилось блаженной Мелании пойти в город. Навстречу ей попался юродивый старец Каменев. Тотчас подошел он к ней, и начал провожать ее обратно на Каменную гору. Напрасно говорила она ему, что имеет нужду купить или взять у благодетелей кусок хлеба; он отвечал ей: "Не малодушествуй! Не о хлебе едином жив будет человек. Иди в келию. Ищи прежде царствия небесного, остальное все пошлется тебе ". (Мф. 6,33). Итак, сопутствуя ей и поспешно понуждая, привел ее на Каменную гору, до самых дверей ее келий. "Помни час смертный", сказал он ей грозно и ушел.

Об этом юродивом старце Иоанне Тимофеевиче Каменеве есть такое предание: он родом из дворян, служил в г. Ельце, в провинциальной канцелярии повытчиком. Был любим начальством и уважаем всеми за его ум и добрые качества души. Но по особенному званию Божию он скоро все оставил и, взяв в пример св. Симеона Христа ради юродивого*, до конца дней своих подражал ему. Этому-то Каменеву святитель Тихон давал пенсию по три копейки на день, через посредство Космы Игнатьевича Студеникина, за врачевство от помыслов высокоумия, когда-то коснувшихся смиренной души святителя**.

После грозных слов Каменева, блаженная Мелания начала заботиться, как ей исполнить столь необходимый совет, которого пользу и сама она сознавала, но колебалась. Несколько раз ходила она в Задонск, где отправляла с большим усердием панихиды за упокой души Святителя Тихона. Искала вразумления в беседе с учениками его: схимонахом Агапитом и о. Никандром Бехтеевым, но все чего-то не доставало, и некому было решить вполне ее недоумения. Схимонах Митрофан также уже давно скончался.

"Есть мужественные души, — говорил св. Иоанн Лествичник, — кои, по великой любви к Богу и смирению сердца, покушаются на такие делания, которые превышают силы их; есть и гордые сердца, которые тоже делают. Ибо часто у врагов наших бывает умысел подущать нас к таким деланиям, кои силы наши превосходят, чтобы мы, не могши исправить оных, впали в уныние и потеряли даже и то, что возможно и соразмерно силам нашим, и таким образом сделались бы величайшим посмешищем у наших супостатов***. 

* Память св. Симеона, Христа ради юродивого, июля 21.

** Житие св. Тихона. Изд. 3-е, стр. 187.

*** Св. Иоанна Лествичника продол ж. 26 степ. 121.

Так рассуждала, по данной от Бога благодати, и благоразумная Мелания и нескоро решилась вполне на затворническую жизнь. Несмотря на свои созревшие годы и многолетние монашеские подвиги, она чувствовала еще нужду в телесных трудах, и потому справедливо опасалась, чтобы в безвременном уклонении от всех трудов, кроме молитвы, не быть поруганной от дьявола.

Наступил 1812 год. Страшные знамения на небесах, разные толки о войне, предсказания о скором пришествии антихриста ужасали сердца Елецких жителей. Многие приходили к Мелании с вопросами в ожидании чего-то необыкновенного. Мужественная Мелания была выше суеверий. Она не колебалась духом сама и других успокаивала: "Бог милостив, — говорила она, — к нам враги не придут. Лишь бы мы помнили Бога, и сами себя не разорили худою жизнью. Бог нам прибежище и ста (Псал. 45,1)".

Между тем, она непрестанно усиливала свои молитвенные подвиги, и с глубокими воздыханиями изливала источники слез, умоляя Бога о любезном отечестве нашем — православной России. То молилась о воинах, посылаемых на брань; то преклоняла колена о сиротах и вдовицах, оставшихся в бедственном разорении от врагов; то с плачем повергалась ниц и умоляла Господа отвратить гнев свой, движимый за грехи наши, и даровать мир и тишину после скорби. И все это она делала прикровенно. Она избрала в церкви самое последнее место, а иногда стояла на паперти у дверей колокольни, и стояла так тихо и углубленно, что ее не было слышно.

В эти дни вышеупомянутый о. Иоанн Преображенский склонялся к западу дней своих и пришел в дом елецкого купца Трифона Николаевича Холина, которого особенно любил за благочестие и. не застав его дома, обратился к жене его и дочери, молодой девице, желавшей поступить в число монашествующих сестер на Каменную гору, говоря им: "Я пришел проститься с вами в последний раз и сказать вам, чтобы вы посещали храм Преображения Господня, в котором я, грешный Иоанн, священствовал всю жизнь мою. Не забывайте поклониться там со всем усердием двум святым иконам: Спасителю и Божией Матери, что утверждены на столпе. Я молился Владыке моему за всех духовных детей моих, и за весь город Елец, и за всех православных христиан, и слышал Божественный ответ Его на мою смиренную и недостойную молитву. Глас был мне от Его св. иконы: "Слышу!" — и я пал на землю перед Богом-Спасителем моим с благодарными слезами и не помню, сколько времени лежал и плакал перед стопами Его.

А Владычица наша, Пресвятая Богородица, прежде того явилась мне, грешному, в храме этом, очевидно, как царица… И я думал: "Кто эта приезжая госпожа?" И смело смотрел на Нее. Она же, подойдя к своей иконе, рукою поправила лик ее, который прежде отвращен был от меня, а потом остался прямо — зрящим. И при этом сказала мне: "Рабе Божий! Время твое близко, у готовися ко исходу твоему". И пошла сама в алтарь. А я все еще недоумевал: кто она такая? И какими судьбами пришла она в храм в ночное время… Простите! Помните слова мои"*. Действительно, это посещение его было последнее. В тоже время о. Иоанн посетил и некоторых стариц на Каменной горе. Ему сказали о больной старице Степаниде, что она при смерти. "Нет! Она выздоровеет и будет тут первая монахиня", — отвечал он. Так и сбылось, и даже с некоторою достопримечательностью: Степанида дожила до открытия монастыря благополучно и, заболев снова тою же болезнью, была пострижена случайно приехавшим из Орла иеромонахом, знакомым игуменьи Глафиры, и с ее настоятельского благословения, в монашество, с именем Агнии.

* Взято из устного рассказа этой самой девицы Холиной, ныне казначеи Елецкого монастыря монахини Маргариты.

Другая старица пришла вопросить его: как ей поступить с племянницею, совершеннолетнею девицею осиротевшею в доме своем? Не поискать ли ей жениха? О. Иоанн сурово посмотрел на старицу и погрозил ей своею тростью. "Тебе хорошо жить в монастыре? Ну! Если придет к тебе племянница твоя, прими ее и научай страху Божию. А туда не ходи. Ее не пристроишь, а себя с пути собьешь. Это не монашеское дело. Сиди в келии и не мешайся". Таковы бывали ответы его и другим старицам. А юным он говорил большею частью иносказательно.

Прошло несколько лет. Блаженная Мелания продолжала часто затворяться в своей келий на долгое время, и все более и более углублялась в созерцательную жизнь. Наконец прошел слух о новом Задонском подвижнике, затворнике Георгии. Мелания пожелала видеть его и отправилась в Задонск. Здесь она открыла Георгию свое недоумение. Убедившись в пользе уединенной жизни не только спасительными советами, но и самым добрым примером его, она обрела в сердце своем полную решимость последовать его образу жизни. Впоследствии затворник Георгий часто писал к ней письма и, подавая ей советы, сам просил ее святых молитв. По кончине Мелании, письма эти были целы, но, вероятно, достались кому-нибудь, не знающему важности этих бумаг.

Наступил пост Успения Пресвятой Богородицы, и в день Преображения Господня блаженная Мелания приобщилась св. Божественных Тайн и, помолившись довольно пред чудотворною иконою Знамения Пресвятой Богородицы, закрыла глаза платком и просила одну послушницу довести ее до келии, объясняя ей, что у ней уже несколько времени болят глаза, и она не может дойти до келии без посторонней помощи. Это было 6-го августа 1819 года. С тех пор она неисходно до кончины своей пребывала в своей полутемной затворнической келии.

 

Советница мелании — Василиса Ивановна и послушница ее Екатерина

Выше мы упоминали о честной старице Василисе Ивановне. Эта верная раба Христова была родственницей купца Кожухова, который считался другом святителя Тихона и первым благодетелем Каменной горы. Она имела в своей келии, как великое сокровище, портрет святителя Тихона и всю жизнь свою располагала по его святым наставлениям. Часто, для избежания похвалы человеческой, покрывала себя юродством. Любила монашескую простоту и нестяжание, от мирских знакомств и даже от родных удалялась, почему некоторые, не понимая высоты ее смиренномудрия, считали ее с природным недостатком ума и часто обращались с нею очень нецеремонно. В келии у ней жила послушница Мария Ильинична, у которой, кроме одной ветхой одежды для зимы и для лета, ничего более не было. Но смирение
и мужество ее были удивительны. По давнему обещанию она отправилась к Соловецким чудотворцам Зосиме и Савватию и, не взяв с собою ничего, кроме благословения своей старицы, проходила в странствовании шесть лет.

Возвратившись, она вошла в келию с обычною молитвою и смирением, как будто никогда из ней не отлучалась. Обрадованная Василиса Ивановна расспрашивала ее, где она была, и благополучно ли совершила свое путешествие? "Со Христом Богом моим, матушка сестрица! Довольна Его святою милостью. Была на богомолье, и всюду мне хорошо было". И начала тотчас заботиться о своем обычном келейном послушании. По времени она рассказала, как в Петербурге хотели взять ее в полицию, потому что у ней не было паспорта, но потом г. полицмейстер рассудил и отправил ее в свой дом. Там жена и дети его были ей рады, накормили, напоили и одарили всем нужным на дорогу. Так же в городе Осташкове ей пожелалось поклониться преподобному Нилу Столбенскому, но время было осеннее и перевоз был затруднителен. Она пришла к озеру рано утром; в монастыре уже звонили во все колокола, а перевезти ее было некому. Она стала на колени и помолилась угоднику Божию, преподобному Нилу. Вдруг подъехал старичок в лодке и перевез ее в монастырь, да так скоро перевез, что еще служба не начиналась. Монахи спрашивали: с кем она приехала? Они знали, что в то время никого не было на озере, и удивлялись ей. Когда приблизилось время ее блаженной кончины, она во всем предупредила старицу свою Василису Ивановну и радовалась, что приходит время почить ей от трудов своих. Василиса Ивановна почему-то поручила юной соседке своей, рясофорной послушнице Маргарите Холиной*, приготовить для умиравшей белую рубашку. Потом, как будто шутя, прибавила: "Буду умирать и я, и мне приготовь такую же". Впоследствии так и случилось. Василиса Ивановна особенно любила ближайших соседок своих: смиренную монахиню Смарагду и племянницу ее, вышеупомянутую монахиню Маргариту. Она хаживала к ним в келию, беседовала с ними подолгу о пользе душевной, слушала чтение акафистов и жития св. отец; а иногда по той же причине и к себе их приглашала, и была с ними единодушна.

* Ныне почтенная монахиня, казначея Елецкого Знаменского монастыря.

Через несколько времени, к ней поступила на жительство родственница ее, девица Екатерина Ивановна Кожу хова, доброго корня добрая отрасль, — внука того Кожухова, который имел счастье называться другом святителя Тихона. Слабая здоровьем, но сильная духом, Екатерина, при вступлении своем в монастырь, получила от игуменьи Глафиры такую заповедь: "Ты знаешь, Екатерина, что дедушка твой был друг святителю Тихону, и во всем повиновался его спасительным наставлениям. Я хочу, чтобы и ты также не делала ничего без благословения святителя Тихона и его святым молитвам тебя вручаю". С тех пор послушная Екатерина при всяком необходимом случае подходила к портрету св. Тихона, кланялась в землю, и говорила ему, как живому: "Святителю отче Тихоне! Благослови мне идти в церковь". После обеда благодарила его за хлеб-соль и просила благословения на отдых и прочие занятия по келий. И каждое дело исполняла она тщательно, со страхом Божиим и удивительным смирением. Как дочь богатых родителей, которые любили ее со всею горячностью, она могла бы иметь у себя и прислугу и все удобства жизни, но она охотно смиряла себя Бога ради и, сколько могла, сама всем служила, поминая слова Господа нашего Иисуса Христа: аще кто Мне служит, Мне да последствует: и идеже еемь Аз, ту и слуга Мой будет; и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой (Иоан. 12, 26). Когда бывали посетители, Екатерина и при них не оставляла своего обычного правила, но, приняв с верою благословение святителя Тихона, совершала спокойно свое послушание. Некоторые смеялись над нею и говорили: она ограничена умом так же, как и ее старица, и потому они так смешно и поступают. Но мудрая дева имела ум Христов (1 Кор. 2, 16), который для гордых кажется буйством, и как начала свой путь в отсечении своей воли, так и окончила его безмятежно, под невидимым руководством и охранением святителя Тихона. По слабому здоровью Екатерина редко выходила из келий, и блаженная старица охраняла ее как зеницу ока. Иногда, летнею порою, мимо ходившие сестры заглядывали в окно и начинали беседу с юною подвижницею, но старица опускала занавеску и, оградив окно крестным знамением, говорила вслух: "Отврати очи мои, еже не видети суеты" (Псал. 118,37). Екатерина скоро стала понимать всю важность такого охранения ее старицею: она привыкла быть одна, заниматься богословием и, наконец, ей было уже приятно и необходимо, чтобы во время молитвы занавеска на окне никогда не поднималась. Читая жития святых, Екатерина глубоко умилялась сердцем, особенно когда встречала описание мученических подвигов, и иногда говорила своей старице: "Госпожа матушка! Как бы я желала пострадать за Христа". Благоразумная старица отвечала ей: "Терпи, девушка, всякую скорбь, и будешь мученица". По прошествии нескольких лет Господу угодно было призвать верную рабу свою Екатерину в вечный покой. В июле 1841 года, Василиса Ивановна чувствовала себя нездоровою и, затопив печь, велела Екатерине приготовить пищу. Когда Екатерина заботилась около огня, вдруг ветхий, из тонкого коленкора, подрясник ее загорелся на ней. Она вскрикнула и у пала. Старица, забыв свою болезнь, бросилась помогать ей, но огонь так быстро охватил все ее члены, что нужно было гасить одежду на теле. Через несколько минут все тело Екатерины покрылось волдырями, оставалось чистым одно лицо ее и кисти рук, несмотря на то, что пламя и до них достигало, но не опалило их. Страдалицу уложили на постель. Когда разошлись посторонние, Василиса Ивановна подошла к болящей и с особенною ласкою сказала ей: "Ну вот, Катя, ты желала быть мученицей — не ропщи. Это Бог сделал по твоему желанию, чтобы увенчать тебя венцом мученическим". Екатерина с верою приняла слова старицы, и с тех пор не поморщилась, не охнула, но с веселым лицом и покойным духом благодарила Бога от всего сердца за посещение ее такою скорбью. И так немного дней пострадав, была напутствована христианскими таинствами и мирно отошла ко Господу. Тогда блаженная старица начала в своей келии топить печь, как можно жарче, уверяя всех, что она больна, и от болезни очень озябла. И топила ее день и ночь. Монахини, посещая ее, говорили: "Побойся Бога, Василиса Ивановна! У тебя лежит в келии покойница, а ты так жарко натопила келию! Подумай, теперь как жарко: и хоронить будет трудно". "Ничего, — отвечала она спокойно,- мы в монастыре живем. У нас этого не бывает!" И точно, слова ее оправдались. Более трех дней прошло, пока отец почившей Екатерины устроил все по приличию для поминовения своей любимой дочери, и почти весь город, по его приглашению, собрался в монастырь к ее отпеванию. Когда же подняли умершую, чтобы положить во гроб и нести в церковь, чудное благоухание, как бы от растертого росного ладана, повеяло от девического тела ее, и все, тут бывшие и прикасавшиеся к ней, были тому неложными свидетелями.

По кончине блаженной Екатерины, Василиса Ивановна часто посещала ее родителей и обедала у них. Они были ей рады и, творя поминовение каждую субботу по любимой дочери своей, приглашали с нею и других стариц. Игуменья Павлина воспрещала ей эти частые выходы и убеждала ее не нарушать монашеских правил, но лучше поминать молитвенно в келии и предложить Кожуховым разделять милостыню на весь монастырь. Старица была готова повиноваться, но, спустя несколько времени, заскучала и снова просила позволения пойти на поминовение. Неохотно отпустила ее игуменья. И в ту ночь видит она во сне блаженную Меланию, которая будто бы пришла к ней в келию с некоторым старцем-монахом, и сказала: "Василиса! Почему ты не слушаешь игуменьи? Знаешь ли, если кто не повинуется от Бога Власти, подлежит анафеме?" Испугалась Василиса Ивановна, и вместо оправдания спросила: "Кто этот монах, пришедший с тобою, Меланьюшка?" "Это игумен Каменной горы, преподобный Варлаам Хутынский"*, — отвечала Мелания, "прими от него благословение", и видение кончилось. Наутро Василиса Ивановна пошла с повинною головою к матушке игуменье, рассказала ей свое знаменательное сновидение и, испросив прощения, обещалась не ходить более никуда на поминки. И сохранила до конца свое обещание. Когда же приблизилась кончина этой богомудрой старицы**, любимые соседки ее, монахини Смарагда и Маргарита, желали послужить ей при ее последнем издыхании. "Идите с Богом, — сказала она
им, — я сама приглашу, когда будет нужно". По принятии христианских напутствований, она пребывала в безмолвии несколько дней, не принимая никаких услуг. Наконец прислала за добрыми соседками и, увидев их, ласково сказала: "Теперь будьте здесь!" И в присутствии их тихо скончалась.

* В монастыре есть икона и часть мощей преподобного Варлаама Хутынского и придельный храм в честь его. Память его ноября 6-го. В пятницу 9-й недели по Пасхе совершается праздник Знамения Пресвятой Богородицы и прилагается по древнему преданию служба преподобному Варлааму Ху ты некому.

* Василисса Ивановна умерла в 1849 году.

Недолго после Василисы Ивановны пожила и смиренная старица Смарагда. От юности вступив в монастырь из богатого дома Елецких купцов Холиных, она всю жизнь свою провела в великом смирении, повиновении, нестяжании и вольной нищете. Очень редко посещала своих родителей и ничего от них не требовала. Но родные ее сами заботились о ней и много уважали ее за ее духовную жизнь. В одно время к празднику Благовещения они прислали ей рыбный запас для стола. Большую часть присланного старица тотчас раздала требующим, а остальное в ту же ночь унесли у ней из погреба воры. Она сама слышала, как они ходили, но не смутилась и никому не сказала. В сердце же своем благодарила Бога, что сподобил ее потерпеть такое посещение.

Не раз живущая с нею монахиня Ксанфира умоляла ее принять от нее хотя бы часть заработанных ею денег и всегда слышала один ответ: "Слава Богу! Сестрица, твоими молитвами Бог посылает нам нужное, довольное. На что же мне лишнее? А у тебя есть свои нужды. Употреби их на пользу души твоей". Между тем она любила ее искренно и, от избытка любви к ближнему, ничего не считала своею собственностью, но с каждым поделялась. Эта самая монахиня Ксанфира, по случаю продолжительной болезни, дала обещание идти в Киев и, побуждаемая весенним воздухом и готовыми спутницами, торопилась. Но монахиня Смарагда, опасаясь за ее слабость, удерживала ее. В недоумении Ксанфира пошла к блаженному о. Иоанну, просить его совета и благословения. Он не возбранил ее намерению и предрек ей, что она только выйдет за заставу, а там поедет в коляске до самого Киева. Только велел поумиленнее проситься у матери Смарагды, чтобы она отпустила ее с миром и благословением. Она просилась со слезами и, наконец, старица отпустила ее и пошла проводить сама до заставы. Распростившись, монахиня Смарагда горько плакала думая: "Как-то бедная Ксанфира дойдет в такую даль? В это время подъехал экипаж, и незнакомая дама спрашивала ее, о чем она плачет? Она указала на удаляющуюся странницу и объяснила причину своей скорби. Госпожа просила ее дозволить взять с собою эту странницу, так как она сама едет в Киев, и через месяц обратно будет в Ельце и привезет ее. Обрадованная монахиня Смарагда видела, как посадили Ксанфиру в экипаж, и поблагодарила Бога. По возвращении своем из Киева, монахиня Ксанфира не могла нахвалиться своею благодетельницею, но все свое благополучие приписывала молитвам матушки своей Смарагды. А монахиня Смарагда, со смирением отвергая пoхвалу, относила все к заступлению Царицы небесной и молитвам блаженного о. Иоанна.

Монахиня Смарагда была неграмотная, но с удивительною точностью понимала и помнила священное Писание. Достойно особенного замечания назидание, сказанное ею своей племяннице, юной девице, поступившей к ней на жительство из богатого семейства ее родного брата. "Олюшка, друг мой! Ты не думай, что поступаешь в монастырь на радость и на покой. Наша радость бывает только о Господе. И наш покой — ожидать вечного покоя в царстве небесном. А мирские радости — для нас укоризна. И если мы будем желать их и искать, то приобретем себе порок. Слава Богу и за то, что мы избежали мирских скорбей. Нас не мучит зависть чужого богатства, или ревность… Не печалимся мы о детях и прочих домашних безпокойствах. Но скорбь наша другая. Мы всегда скорбим о неисправности нашего жительства. Боимся Бога. Боимся начальников наших. Мы на то пошли, чтобы жить в покорности и страхе, так и живем: в скорби и терпении. Один Господь и Матерь Божия — наше утешение. Молись и ты, чтобы дал Бог тебе крепость и терпение пожить благочестиво для спасения души твоей. А если будешь любить наряжаться в хорошее платье и веселиться с молоденькими подругами — ошибешься! И скучно будет после жить в монастыре. Господь праведен. Он прежде будущего века в нашей совести воздает комуждо по делом его (Рим. 2,6)".

По смерти ее одна благорасположенная к ней монахиня очень желала знать о ее загробной участи, и много молилась о том. В одну ночь видит она страшную грозу во сне и смятение. Все бегут в церковь и всем понятно, что готовится страшный суд Божий. Многие не успели надеть на себя полной монашеской одежды: иные были без головных покровов, иные без поясов, иные без обуви, и не могли уже возвратиться в келии, чтобы захватить свои вещи. Вскоре открылся покров церковный и собрал как бы на хорах очень многие знакомые лица, монашествовавшие на Каменной горе, и среди их монахиня Смарагда в столь светлой одежде, что даже лучи сверкали вокруг нее, как молния. Лишь только монахиня узнала ее, тотчас спросила: "Вы ли это, матушка Смарагда?" "Да," — отвечала она, — "это я". Тут она вспомнила, что монахиня Смарагда умерла, и хотела спросить ее, но видение кончилось. Все эти дивные старицы подвизались в простоте сердца, и побеждали по мере сил своих мир, плоть и дьявола. Блаженная кончина каждой из них показывает, что они стяжали плоды Духа Святаго: любовь, радость, мир, долготерпение (Гал. 5,22). Ныне почивают они на тесном пространстве Каменной горы, одна подле другой, под самыми окнами наших келий, и служат драгоценным оплотом всей нашей обители.

Но возвратимся к нашему повествованию о затворнице Мелании. Мы оставили ее только что вступившую в новый подвиг.

 

Мелания в затворе

Слух о затворнице на Каменной горе начал распространяться повсюду и усугубил к ней уважение Елецких жителей, которые и прежде посещали ее и подавали ей обильную милостыню. Но в то же время зависть бесовская рассеивала и противоположные о ней слухи, хотя через это только более сделались известными новые подвиги блаженной Мелании. Часто благочестивые матери приводили малюток своих к небольшому окну ее келий и убеждали ее хотя из окна положить на них руку, в знак ее благословения и молитвы о них ко Господу. И нередко больные дети, по вере матерей, получали скорое выздоровление. Некоторые в то время замечали кровавые язвы на руках затворницы, прикрытые полотняными обвязками, удивлялись и ублажали труды ее и терпение. Бог видимо прославлял долготерпеливую рабу свою. Между тем, Василиса Ивановна имела свободный вход в келию затворницы; но, понимая всю важность безмолвного подвига, она не докучала ей своими посещениями, а выжидала, когда ее посещение может быть благовременно. Случалось, что блаженная Мелания и сама призывала ее в свою затворническую келию, и в душеполезных беседах с нею открывала ей свои духовные тайны.

"Молчание есть таинство будущего века", — сказал святой Исаак Сирский. И безмолвное созерцание есть принадлежность духа, почему ничто земное и вещественное не может быть настолько достойно внимания, чтобы удовлетворить вполне эту потребность нашего безсмертного духа. Но великая нужна осторожность, чтобы предметы созерцания были действительно душеполезны. Иначе мы легко можем зайти в область мечтательности, в область лжи и обмана, в которой подготовляется помрачение разума и бесовская прелесть. Самый безопасный предмет для созерцания есть сознание своих грехов, своей немощи и своего ничтожества. Отсюда рождается познание Бога и Его безконечной благости, а сие возбуждает душу устремляться с молитвою к Богу. Вся надежда такой души сосредоточена в Боге, и потому нет для нее причин к развлечению при молитве: она молится, совокупляя во едино свои силы, и устремляясь к Богу всем существом своим, она по возможности часто прибегает к молитве, она молится непрестанно, и только при свете духовного разума душа может узреть святой путь к Богу. Там, где не присутствует этот свет, нет и богоугодной добродетели, спасительной для человека, вводящей его в обители рая*.

* Мысли эти заимствованы у Исаака Сирского из слов 25, 28.

Всякое доброе дело испьпуется скорбью и терпением. Мы упоминали выше, что добрая подвижница Христова была нестяжательна. Теперь ей необходимо было и самую нестяжательность свою, во избежание тщеславия и высокоумия, покрывать особенною мудростью. Бывало, она поручала кому-либо купить для себя ладану, свечей, масла для лампады, а иногда чаю, и при этом говорила: "Хорошего чаю купи, пусть знают, что и мы пьем хороший чай, хоть они того и не знают, как нам бывает горько!" И при удобном случае раздавала эти покупки бедным. А иногда, завязав деньги в разные тряпки, бросала их далеко от своей келии, и бедные находили их. Также приносившие ей по усердию воду, часто находили деньги в выставленных ею порожних ведрах. Но все эти поступки ее не избежали пересудов и клеветы. В одно утро монахиня Фотиния, быв еще в то время послушницею, подошла к окну затворницы Мелании и, сотворив молитву, спрашивала ее, не нужно ли ей принести воды? Но затворница поручила ей другое дело: дойти к знакомой женщине в черную слободу и взять у ней ветхих льняных тряпичек и ниточек. "На что это тебе, Меланьюшка?" — спросила монахиня. Затворница подняла окно и спросила: "Никого тут нет?" Удостоверившись, она показала ей руку свою. Рука ее была удивительной белизны, но кожица на ней вся истрескалась, и кровь струилась из одной язвы в другую. "Мне нужно прикрыть эти язвы, — сказала она, — сходи же поскорее к такой-то убогонькой, и принеси мне тряпок". Монахиня пошла, но вместо назначенной бедной женщины была зазвана в один богатый дом и взяла у доброй хозяйки не только тряпочек и ниточек, но и много кое-чего другого. По возвращении она ожидала от затворницы получить благодарность, но Мелания рассудила иначе. "Какая ты послушница?" — сказала она с укором, — "ты вовсе не исполнила послушания. Послушнику должно свято хранить данную ему заповедь: и тебе надо было идти, куда ты была послана. А ты исполнила свою волю. Я не возьму твоих гостинцев". С этими словами она поспешно опустила свое подъемное окошечко, и более ожидать было нечего. Смущенная монахиня долго не могла понять, почему затворница осталась недовольна ее усердием. Узнав это, и благодетельница также оскорбилась.

Елецким градским головою был очень богатый купец, почетный гражданин Иван Васильевич Шапошников, который давно имел намерение и неоднократно обещался обстроить девичий монастырь на Каменной горе, но время от времени все отлагал свое намерение. Между тем в монастыре были существенные нужды: деревянная ограда обветшала и местами уже обвалилась, теплой церкви не было. Некоторые сестры тяготились этим и желали не только иметь теплую церковь, но чтобы был открыт и монастырь на общих правилах, монашеским постригом; а некоторые, потеряв надежду, чтобы это сбылось и чтобы тут был когда-нибудь благоустроенный девичий монастырь, решались оставить Каменную гору и перемещались в другие монастыри. Своих средств для таких построек в монастыре не было, и не предвиделось, чтобы кто-либо другой мог исправить все эти нужды. Поэтому некоторые спрашивали затворницу: сделает ли Шапошников по своему обещанию? "Что Божия часть, то Бог и примет от него", — отвечала она с твердостью. Так и сбылось. Девичий Знаменский монастырь на Каменной горе был открыт еще при жизни Шапошникова и по его же ходатайству, в 1823 году. Для необходимого же обеспечения монастыря, по назначенному третьеклассному его штату, Шапошников предоставил для священнослужителей и 17-ти монахинь с игуменьею 12 тысяч рублей серебром. И за эту Божию часть святая церковь и все монашествующие Каменной горы благодарно поминают своего благодетеля и молятся о упокоении души раба Божия Иоанна.

С открытием штатного монастыря на Каменной горе, увеличилось число монашествующих и начали воздвигаться новые постройки. Блаженная Мелания радовалась духом, что предречение святителя Тихона вполне сбылось. Устроилась обитель для спасения душ, с благоустроенным храмом, где святое и великое имя Господне прославлялось и будет прославляться в род и род!

Совершились первые постриги: много лиц единовременно были облечены во святой ангельский образ, и радовались совокупно Ангелы на небеси и человеки на земли, по слову Господню: тако радость бывает пред Ангелы Божигши о едином грещнще кающемся (Лук. 15,10). Благодать Божия приосенила и украсила Каменную гору: из простой, малой общины образовалось большое и благоустроенное общество монашествующих на общих правилах своежития.

Один коварный враг и ненавистник нашего спасения терзался завистью, и если не мог успеть повредить в другом чем, то всеми мерами начал усиливаться обесславить высокий подвиг затворницы. Особенно при том внимании, которое теперь было обращено на юную обитель, и при многих разговорах о ней, некоторые колебались неверием и посмеивались доброму делу ее и осуждали. Часто и до самой затворницы доходили слухи, что она по лености уклоняется от церковных служб и избегает по той же причине общественных послушаний, и ради похвалы человеческой притворно показывает себя возлюбившею уединение. Трудно было 64-х летней старице нести такую явную клевету. Но любящим Бога вся поспешествует во благое (Рим. 8,28). Для мужественной Мелании такое злоречие было доказательством, что подвиг ее угоден Богу. Она сожалела о тех, которые злословили ее, и, смиряясь, говорила: "Богу сердцеведцу известны все помышления мои. Из любви к Нему, я вышла из мира и, сколько могла, трудилась в обители. Теперь за святое послушание, и по Его святой воле, удалилась я и в затвор… Ты ecи терпение мое, Господи, Господи упование мое от юности моея. Яко чудо бых многим (Псал. 70,5. 7)". Кто бы что ни говорил, но никто не может вполне знать и достойно оценить чужое делание. Кто взвесит скорби и исчислит воздыхания сердца, имущего Бога и проникнутого жаждою безмолвия? Древние иноки бежали в необитаемые пустыни. А у нас это по всему невозможно. Искусившиеся знают человеческую немощь и знают, что здесь нужна помощь свыше, которая нисходит только на смиренных сердцем. Смиренным Бог дает благодать терпения в подвигах и во всех злоключениях их. К тому же сам Господь наш Иисус Христос заповедует нам: бдите и молитеся, да не внидите в напасть (Мк. 14,33).

Из всех искушений, постигших блаженную Меланию, одно самое ничтожное, но по немощи человеческой было для нее самое лютое, которое едва не расстроило ее затворнического подвига. Одна сестра обители, по монашескому имени Елпидифора, жила недалеко от ее келий и по зависти бесовской презирала затворницу. Часто поносила ее и своим злоречием соблазняла посетителей монастыря. Потом дошла до такой степени ожесточения, что всеми способами старалась нарушить безмолвие и досаждать ей день и ночь. Долгое время блаженная Мелания переносила с кротостью все ее безпокойства и, по заповеди Господней, молилась о ней. Наступила весна. У Елпидифоры заболела ее родственница тяжелою внутреннею болезнью, от которой резко стонала. Она примостила ей постель под окном затворницы и оставила там на все лето. Когда же холодное время заставило ввести больную в келию, тогда Елпидифора на ее место привязала козу и загородила ей выход туда. Бедное животное, привыкшее к свободе, блеянием своим горько выражало свою неволю, и до того надоело уединенной затворнице, что ей оставалось дать место злобе и уйти из своего затвора. Но куда идти затворнице, отвыкшей от мира и от людей? Долго колебалась она разными предположениями, и горько ей было. Наконец она вышла из келии и отломала загородку от своего окна. К несчастью, безпокойная соседка увидела это, и с диким воплем бросилась на затворницу. За нею бросились другие и, как безумные, избили бедную старицу, насильно втолкнули ее в келию и заперли дверь. Вскоре, опомнившись и испугавшись своего безумного поступка, пошли с оправданием к старшим и, наконец, к самой игуменье и пустили в народе молву, будто затворница помешалась. Молва быстро разнеслась по монастырю и по городу, и некоторые начали советовать игуменье отвезти блаженную Меланию в Орел, в дом умалишенных. Добрая Василиса Ивановна испугалась такой неожиданной новости, и поспешила к затворнице, чтобы самой удостовериться, правда ли это? Она застала Меланию в горьких слезах. Во взаимной беседе, они сообщили одна другой все обстоятельства, и Мелания еще более оскорбилась, узнав о предложении отвезти ее в Орел. Только теперь она познала свою немощь и побеждение от врага. С глубоким чувством раскаивалась она в своем малодушии и нетерпении и, смиряясь от всего сердца, просила прощения у каждого. Василиса Ивановна прилагала самое дружеское попечение, чтобы успокоить ее, ободрить и оправдать в глазах настоятельницы, и прекратить эту молву. После этого случая враг сильно начал нападать на затворницу ночными привидениями и попущением Божиим устремлялся на нее то в зверских подобиях, то в подобии тех лиц, которые оскорбили ее. Но мужественная Мелания терпеливо переносила все его нападения и, считая себя грешницею пред Богом, смиренно призывала Его всесильную помощь и тем защищалась. Бывают с преуспевшими искушения страхований, наводимые от бесов по поводу уединения или какого-либо нового подвига благочестия, предпринятого иноком. Этими страхованиями злые духи стараются возмутить покой инока после того, как ничего не успеют, действуя против него греховными помыслами и мечтаниями. В одно время озлобленный терпением Мелании, враг ринулся на нее и исторгнул множество волос из головы, и многократно ударял ее оземь, так что пришедшая к ней Василиса Ивановна нашла ее едва живою. Тогда блаженная Мелания просила ее пригласить духовника и с должным приготовлением приобщилась св. Божественных Таин, и силою Христовою вскоре оправилась от болезни.

Таким образом, путем смирения и унижения шла неуклонно блаженная Мелания и имела руководителем Бога, по неложному обещанию самого Иисуса Христа, который, вразумляя иудеев, говорил: Никтоже может прийти ко Мне, аще Отец пославый Мя привлечет его …и будут ecu научепи Богом (Иоан. 6,44.45). Забыв весь мир, она помнила только одну немощь свою, и с сокрушением духа день и ночь умоляла Бога, да не предает душу ее стужающим ей бесам. И в немного лет столь преуспела в любви и смирении, что с радостью благодарила Бога за все. Терзался древний враг от зависти, но достигшая в преподобие и правду, Мелания уже не безпокоилась много его наветам. При таком незлобии воссияла в ней чистота сердца. Молитва и видение сделались для нее источником наслаждений духовных, — истинным предвкушением небесных благ. Не замечая времени, по целым суткам пребывала она в молитве, и душа ее, объятая вся пламенем божественной любви, возвышалась нередко до духовного восторга. В это время она уже могла сказать о себе подобно великим святым: "я уже не боюсь Бога, а люблю его "*. Потому что в любви нет страха, но совершенная любовь вон изгоняет страх (1 Иоан. 4,18). Некоторые духовные старицы спрашивали блаженную Меланию, как она соблюдает бодрствование в молитве, и как не побеждает ее естественная немощь сна? Она отвечала: "От юности приучила я себя к бодрствованию в ночное время. Пост и безмолвие помогали мне в этом. А к тому же, когда отягощал меня сон, то за волосы к стене, где набиты были гвозди, привязывала я голову, и тем не допускала дреманием наклонятся, но тотчас пробуждалась. В уме же моем содержала память смертную".

* Симеон нов. богосл., ел. 1.

 

Духовные дарования Мелании, обнаружившиеся в затворе

Как ни строга была подвижническая жизнь Мелании, но мир, который, по слову Писания, весь во зле лежит (1 Иоан. 5,19), всегда скорее верит худым слухам, нежели добрым. Родной брат Мелании во всю жизнь не верил богоугодному житию сестры своей; наконец, незадолго уже до кончины ее пришел к ней и желал, чтобы она приняла его. Но блаженная Мелания, не принимавшая к себе почти никого, не отворила и брату своему дверей своей затворнической келии, а сотворив молитву, по обычаю, беседовала с ним через окно и отпустила его, не видавшись с ним. Тогда он со слезами начал просить ее принять его в келию и еще побеседовать с ним о пользе души. Но Мелания осталась непреклонною.

Слух о таковом строгом образе жизни показался для некоторых невероятным. Прибывшее в то время из губернского города Орла в город Елец одно духовное лицо пожелало видеть затворницу и, для лучшего успеха в своем любопытном намерении, обратилось к настоятельнице монастыря, игуменье Глафире, с просьбою, чтобы она сама благоволила пойти с ним в келию затворницы, убедила ее принять их. Но труд был напрасен. Гостей не приняли. Хотя были предложены и просьбы, и приказания, но любопытство их не было удовлетворено. Когда же игуменья Глафира пришла в другое время одна и со смирением произнесла молитву у дверей, то блаженная Мелания с подобающею кротостью отворила двери, и, пригласив ее в келию, почтительно беседовала с нею, так что в приятной духовной беседе их незаметно прошло около двух часов. Эта беседа такое оставила впечатление в душе боголюбивой игуменьи, что она начала иметь к затворнице самую искреннюю любовь и навсегда уже сохранила к ней глубокое уважение.

Высоко-подвижническая жизнь смиренной затворницы Мелании низвела на нее благодать Божию, и праведный Господь щедро обогатил верную рабу свою необыкновенными дарами. Во многих случаях она могла прозревать в будущее. Некоторым она говорила иносказательно, а другим ясно предсказывала в далеком будущем перемену их обстоятельств, увещевала совершать в свое время богоугодные дела и заботиться о спасении души своей. Некоторых нуждающихся в помощи или находящихся в недоумении о своих обстоятельствах, снабжала мудрыми советами и, кому нужно, подавала помощь.

Так в Елецком тюремном замке утешен ею некоторый узник в последние часы своей жизни. Имя этого старца теперь забыто, помнят только, что он страдал безвинно по оговорам, и впоследствии оказался совершенно правым, но судебное оправдание уже не застало его в живых. Когда же он был болен и, чувствуя приближение смертного часа, просил священника напутствовать его св. тайнами, в тот день затворница Мелания очень рано послала нарочного к своей давней благодетельнице, купчихе Лавровой, приказывая ей отложить чаю и сахару и того сладкого пирога, который она в тот день для себя приготовила, и сейчас же отослать все это в острог тому болящему узнику. Удивилась Лаврова такому приказанию: как могла знать затворница даже и то, что у ней в печи? Удивился и болящий узник, и со слезами благодарил Бога, когда подали ему от затворницы Мелании именно то, чего он желал, но не смел никому и мысли своей открыть об этом. Тут он рассказал окружавшим его, в присутствии посланного, о чем он помышлял ночью, и как Бог исполнил желание его через прозорливую затворницу, которую он никогда не видал, и которая его не знает. Спустя несколько часов он умер. Тогда явился другой посланный от купца Перекалина: привез новую одежду, гроб и несколько денег. Вручая это смотрителю замка для погребения новопреставленного узника, посланный сказал: "Все это прислано от нашего хозяина по приказанию матушки затворницы". Все удивились и благодарили Бога.

Однажды помещица Кромского уезда Александра Петровна Маслова приехала в Елецкий уезд к родственнику своему г. Салтанову, жившему в селе Решетовой Дуброве и, наслышавшись о затворнице Мелании, пожелала сама побеседовать с нею. По приезде в г. Елец, она заняла квартиру у благочестивой купчихи Парасковьи Игнатьевны Калабиной, которая хорошо знала и подтвердила госпоже Масловой о богоугодной жизни затворницы Мелании и, сверх того, доставила ей знакомство с другими лицами, ищущими спасения. А именно, в Черной слободе, которая теперь почти уже слилась с городом Ельцом, тогда жила изувеченная жестокою болезнью девица Евфимия: 30 лет от роду сидела в шкафу, за стеклом, в одном положении и, несмотря на свои страдания, была весела, как младенец. С удивлением смотрела на нее госпожа Маслова и просила ее святых молитв. Потом они, заехав к жене одного священника, П. С. Ефремовой, которая отличалась духовною жизнью, с нею вместе отправились в девичий монастырь. Карету свою Маслова оставила под Каменною горою, а сама со спутницами пошла по крутизне прямо к затворнице. Маслова привезла ей чаю и сахару, но второпях все забыла в карете. Через некоторое время блаженная сказала: "Я бы вас угостила, да у меня чаю и сахару нет! Пришла ко мне барыня, а чай и сахар дома забыла. А она для меня его и купила". Маслова удивилась. Ее узнать нельзя было, что она барыня: в разговор она еще не вступала, и о мысли, с которою она покупала чай и сахар, никто не знал. Она послала одну из своих спутниц принести узелок из кареты, и подала чай и сахар затворнице. Блаженная Мелания отделила немного, остальное подала ей обратно и сказала: "Возьми! Тебе самой нужно будет. Ты тут долго проживешь. А деньги еще не скоро получишь". "Мне денег не от кого ожидать", — отвечала Маслова. "А от мужа твоего?" — "Он меня навсегда оставил". — "Пришлет, пришлет, и будешь богата", — сказала блаженная с уверенностью. Действительно, Масловой пришлось провести весну в Дуброве, и великим постом опять быть в Ельце. Тут она снова посетила затворницу и в разговоре объяснила ей, что она говела в селе Дуброве и исповедывалась у молодого священника И. 3. В. — "Да! Ты будешь у него и всегда исповедываться. Построй же ему домик хоть на время. А то он на квартире живет и без жены. А когда бы в своем доме жил, и жена жила бы с ним". Возвратясь в Дуброву, Маслова сказала тамошним прихожанам слова затворницы и, подумав немного, все согласились на это предложение и, в короткое время, построили небольшой приют, со всеми принадлежностями, а в великий четверток священник с супругою своею уже перешел на новоселье. Но слово блаженной Мелании сбылось. Эта скорая постройка была на время: через год домик сгорел, и священник перешел в другое село, Крутое, на родительское место.

В то время Маслова получила уведомление, что муж ее умер. И действительно, он, по предсказанию Мелании, примирившись с женою заочно, оставил ей, по духовному завещанию, сто тысяч рублей денег. Нарочно приехав в Елец, Маслова с своею хозяйкою Калабиной отправилась к затворнице Мелании с намерением просить совета. Но прежде, чем успела объясниться, блаженная сказала ей: "Недаром ты стала ездить к нам, в Елец! Построй-ка ты богадельню". -"Ах, матушка! Ведь мне и родственница моя пред кончиною своею завещала выстроить богадельню. Вот теперь, как получу деньги, я могу это сделать. Только не знаю, где мне ее выстроить?" — "А у духовника-то твоего в селе Крутом? Да, вот что: это ты все после сделаешь. А теперь поезжай-ка к городничему, да возьми на поруки из острога двух братьев-молокан. Обуй их, одень по приличию и отвези их в село Крутое. Духовник твой уговорит их. Царица небесная поможет вам! Они покаются, примут православную веру и будут хорошие люди". Маслова с полною верою на все согласилась, и в короткое время, с помощью Божиею, все исполнила. Братья-раскольники, Александр и Владимир, привезены послушною госпожою в карете из острога и впоследствии, с разрешения епархиального начальства, присоединены к православию в селе Крутом. Она сама была их восприемницею. Вскоре, получив завещанные от мужа деньги, она с радостью продолжила свои богоугодные предположения. В один год распространила церковь в селе Крутом, украсила и снабдила ее всею утварью и выстроила при ней богадельню, которую и поручила в управление своему духовнику. Купчиха же Калабина, у которой г. Маслова, посещая Елец, всегда останавливалась, в свою очередь, послушав доброго совета затворницы Мелании, вступила в Елецкий монастырь и окончила благочестивую жизнь свою монахинею: имя ей в монашестве было Измарагда.

Благие советы блаженной Мелании многим послужили во спасение души; иногда она подавала их с некоторым вразумлением, чтобы лучше привилось к душе слово благодати. Так случилось с одним из сыновей Елецкого купца Лаврова-Кречета. Он много уважал затворницу и в один праздник прямо из монастырской церкви зашел к ней и, сотворив молитву, постучал по обычаю в окно. "Зачем ты пришел, батюшка мой?" — спросила она. "Просить ваших святых молитв и благословения в своем намерении", — отвечал он. "Поди-ка, мой любезный, перенеси мне дрова в сенцы". Не хотелось молодому человеку, в праздничном наряде своем, носить дрова в сенцы, но надобно было исполнить послушание. Когда он кончил и снова сотворил молитву, чтобы начать беседу, она сказала: "Ну, теперь иди с Богом. Ты будешь хороший монах". Получив такое внезапное решение на свою сокровенную мысль, молодой человек изумился и, поблагодарив Бога, не стал более безпокоить старицу дальнейшим разговором. Он знал, что непременно сбудется ею сказанное. И, спустя немного времени, решился просить благословения у родителей. Потом вступил в монастырь, был иеромонахом с именем Ксенофонта, и окончил благополучно свой подвиг в Почаевской лавре.

Елецкая купчиха Евдокия Васильевна Хамова часто посещала затворницу Меланию и в одно время просила ее совета поселиться на жительство в монастырь и устроить в монастырской теплой церкви иконостас, во имя святителя Николая. "Да не у весть шуйца дело десницы твоей — отвечала ей блаженная. — Живи смиренно где живешь. Найди такого человека, который бы сделал это святое дело вместо тебя, никому не объявляя, что ты это делаешь. Тогда будет мзда твоя цела пред Господом, и тебя похоронят на Каменной горе, в монастыре, и будут поминать". Хамова все это исполнила в точности. Деньги на устройство иконостаса вручила духовному отцу своему, тому же священнику, который был духовником Масловой, и который, с разрешения епархиального начальства и игуменьи, устроил иконостас во имя святителя Николая, уже после кончины затворницы, и Хамова похоронена в монастыре на Каменной горе.

Монахиня Любовь, страдая долгое время опухолью, ломотою и тяжкою болезнью в ногах, послала свою послушницу к затворнице Мелании просить ее святых молитв. Та дала ей щепотку чаю и приказала немедленно напоить больную. Наутро, больная почувствовала себя лучше и послала вновь ту же послушницу к затворнице только по другому делу. Послушница на пути размышляла в себе: истинно наша затворница угодница Божия! И, с этою мыслью начала творить молитву и стучать в окно. Вдруг блаженная Мелания спрашивает ее: "Как называешь ты меня? Я нищая, слепая! А если ты будешь так прославлять меня, то не знай моей келий. Скажика лучше своей больной монахине, чтобы она не хворала, а пусть через недельку купит калачиков, да сама ко мне принесет". Так и сбылось. Больная монахиня Любовь, к удивлению всех, выздоровела без лекарств, и в назначенный день сама принесла калачи своей целительнице.

Случалось, что если кто подает затворнице Меланин приношение с усердием, она хвалила поданное, и даже иногда тотчас вкушала. Если же замечала скупость, тогда отдавала милостыню обратно, а иногда еще и с выговором тому, кто прислал без усердия или даже просто выкидывала ее без внимания за окно.

Раз она послала в дом к благодетельнице своей, доброй купчихе Гавриловой, просить у ней арбуза. Та, будучи занята по хозяйству, на тот раз пороптала, однако послала арбуз. Получив арбуз, блаженная Мелания долго рассматривала его; потом вырезала в нем сердце и, всыпав туда довольно золы, опять закрыла и отослала его обратно. Добрая приятельница поняла эту притчу и раскаялась в своем поступке.

Две женщины пришли к ней попросить молитв и благословения: одна из них, бедная, приготовила ей калач и совестилась, что не имеет более. Другая купила кренделей и помышляла: ну, куда ей столько? Едва подошли они к ее окну и, сотворив молитву, постучались, как услышали, что блаженная Мелания сказала первой: "Я есть хочу. Дай-ка мне твой калач", — и поцеловала его. А другой отвечала: "Вот накупила добра! Сухие, да черные! Ешь сама, мне не нужны они". И не взяла их.

Случалось иногда, что монахини во время скорби подходили тихо к ее окошку и, сотворив молитву, говорили про себя: "Матушка Мелания! Вот такая-то скорбь у меня"; иная: "Вот такое-то искушение постигло меня. Помолись о мне, Господа ради". И Бог извещал ей о вере и прошении страждущих, и она нередко посылала им через кого-нибудь слово утешения.

Так протекла жизнь простой неученой девицы, которая, однако ж, возмогла усвоить себе мудрость духовную. Что же послужило ей к такому преуспеянию? Тоже, что видим и у древних святых: смирение, молитва и терпение. Если мы немного успеваем в духовной жизни, то, рассмотрев себя безпристрастно, найдем, что причиною того недостаток в том или другом; особенно же мешает преуспеянию нашему недостаток смирения: при этом недостатке и молитва наша не имеет силы. Напротив, расположив себя к смирению, мы укрепляемся терпением; тогда и молитва наша бывает приятна Богу и возводит нас от силы в силу, и из плотских и немощных делает нас духовными.

 

Кончина затворницы Мелании и великое сочувствие к ней народа

Ничтоже бо есть покровено, еже не открыется;

и тайно, еже не уведено будет (Матф. 10,26).

Многие всю жизнь свою были загадкою для людей, но только потому, что люди не хотели вдуматься в загадочные личности, чтобы понять их. Была загадкою для многих также жизнь затворницы Мелании, пока не наступило время блаженной кончины ее. С самой весны 1836 года блаженная часто находилась в особенном самоуглублении; только изредка легкий кашель нарушал ее безмолвие и показывал приходившим, что она уже изнемогает в силах телесных. Наступил пост святых апостолов Петра и Павла, она начала приготовляться к принятию Святых Таин. В самый день причащения священник шел к ней из церкви со святыми дарами, а причетник нес впереди зажженную свечу. Вдруг подул сильный ветер, и свеча погасла. Причетник хотел возвратиться зажечь свечу в церкви, но священник, поторопив его, сказал: там зажжем. Когда же прошли весь монастырь и причетник ступил на порог келий затворницы, свеча у него в руках зажглась сама собою. Он с трепетом поставил ее на стол. По совершении таинства, принес свечу горящею в церковь. Это чудное зажжение свечи было всеми замечено. Еще жив и ныне, в сане дьякона, тот самый причетник, который нес эту свечу*. К вечеру блаженная Мелания приказала купить меру угля и, подняв половицу в углу, под иконами, всыпала уголь под пол. Конечно, в то время, никто не мог разгадать, для чего это сделано, но впоследствии этот уголь служил врачевством от многих болезней, и многие с клятвою утверждали, что в сновидениях являлась им монахиня и приказывала брать уголь в келии затворницы Мелании, которая жила на Каменной горе, и достать этого угля в ее келии из угла под св. иконами. Некоторые приходили в монастырь очень издалека и просили этого угля для больных.

* Дьякон Иоанн Александрович Гассанов, ныне уже заштатный, в Знаменском девичьем монастыре.

Блаженная Мелания имела откровение от Бога о самом дне и часе своей кончины. Незадолго до ее преставления, к ней пришла девица, посланная от купчихи Двойченковой, и затворница, против обыкновения, ввела ее в свою внутреннюю келию, в которую уже много лет, кроме духовника ее, никто не входил, приказала согреть самовар и теплою водою омыла себе лицо, руки и ноги. Когда девица пожелала помочь ей, она кротко возбраняла. "Не надо, — говорила она, — у меня самой есть еще силы". Окончив это приготовление, она сказала: "Благодарю, поди с Богом! Скажи всем, чтобы грешную Меланию простили во всем. И я всех их прощаю!" Потом, как бы ослабев, прилегла на минуту и вдруг, возвысив голос, сказала: "Слава Богу! Слава Богу! Слава Богу за все!" На утро, в четверток 9-й недели по пасхе, 11-го июня, при благовесте на причастное правило, совершаемое, по обычаю монастыря, до утрени, послушница Наталия принесла воду для затворницы и, сотворив молитву у окна, ожидала ответа. Но ответа не было. Она подошла к двери и с молитвою хотела постучать в нее, но дверь немного отворилась, и видно было, что она чем-то приставлена изнутри. Послушница поспешила в церковь и известила игуменью, которая в то же время послала двух монахинь в келию Мелании. Пришли старицы, отперли двери затворнической келии и увидели Меланию отшедшею ко Господу Богу: блаженная благообразно лежала на полу, с воздетыми руками, молитвенно и радостно, смотря на близ стоящую икону страстного Спасителя. Лицо ее было так светло и покойно, как только доступно бренным очам нашим отличить на мертвенном челе небесную радость.

С благоговением тотчас же опрятали тело почившей, и началось пение панихид и неусыпаемое чтение псалтыри. Скоро весть о кончине ее разнеслась по городу и по всей окрестности. Множество народа наполнило монастырь.

К вечеру того же дня явились три путешественницы из Задонска, которые с клятвою говорили, что в самую полночь видели они огненный столп над Каменною горою, досягающий неба и озаряющий собою всю окрестность. Они остановились на дороге и, около часа, удивлялись этому чудному видению. Пришедши в дома свои, многим рассказывали об этом. Можно полагать, что это было самое время преставления затворницы.

Одна известная всем в городе девица Евпраксия, которую до того времени почитали юродивою, и которую видали на Каменной горе, не хотела подойти и поклониться новопреставленной; и когда ее убеждали к тому, она вдруг зарыдала, закричала, начала драть ногтями свою грудь и лицо до крови, и высказывала: "как нам не кричать? Как нам не плакать?
То мы ее мучили, а теперь она нас попалила!" И изрыгая хулы на блаженную, бесноватая убежала.

В то же время одна послушница, полагая, что у почившей были хорошие вещи, или деньги, приостановилась в ее келий и тщательно все осмотрела, но кроме спичек и гвоздей ничего не нашла. Тогда, умилившись сердцем, подошла она к покойнице и, поклонившись ей, сказала: "прости меня, Меланьюшка! Я всегда думала, что у тебя есть деньги и много добра; а теперь вижу, что ты жила Бога ради, и нет у тебя ничего, кроме рубища…"

Елецкие граждане, проникнутые чувством глубокого уважения и благоговения к почившей, разобрали на благословение не только одежду, но и самый мох и почти всю ее ветхую келию. Ко дню погребения прилив народа сделался еще значительнее.

До исполнения 40 дней, после кончины Мелании, постоянный приток народа в монастыре не прекращался. Монастырь был наполнен народом день и ночь. Священнослужители едва успевали, по желанию чтителей памяти почившей Мелании, совершать панихиды.

Очень естественно, что такое положение дела не могло не обратить на себя внимания местного начальства, как светского, так и духовного. То и другое нашло нужным донести, по начальству, о столь знаменательном сочувствии народа к памяти затворницы. В следствие таковых донесений, губернским и епархиальным начальствами предписано было собрать на месте надлежащие сведения, результатом которых были следующие донесения:

В 1836 году 31 июля, при допросах, было объявлено об исцелениях, в Знаменском монастыре, от почившей в нем блаженной Мелании: 1) Елецкого уезда села Афонасьева однодворец Потап Антонов Ачкасов, что 14-ти летний сын его Никита, бывший немым 9 лет, стал говорить; 2) елецкая мещанка девица Авдотья Финогенова Русина, что, 6 лет быв одержима болью — не владением руки, со сведением жил, получила выздоровление; 3) Елецкого уезда, села Архангельского, Маслов — Отвершек тоже, ямщик Никита Федоров Миленин, что 20-ти летний сын его Антон, быв 7 лет одержим болезнью, от коей сделался в виде лишенного рассудка, с 17 июля, чувствует себя здоровым, так что будто бы не имел никогда болезни; 4) Елецкого уезда, деревни Сусловой, однодворец Егор Федоров Селиванов, что 23-х летняя дочь его, сделавшись на 7-м году от рождения нема и глуха, 19-го июля начала говорить и слышать; 5) елецкого мещанина Петра Андреева Шилова 22-х летняя дочь девица Александра, что, три года быв одержима припадочною болезнью, она получила ныне выздоровление; 6) Елецкого уезда, села Долгова, деревни Слободки, однодворца Ивана Петрова Саввина, 20-ти летняя Авдотья, что она, страдая с самого почти рождения падучею болезнью, с помешательством рассудка, получила теперь совершенное исцеление; 7) елецкий мещанин — Василий Иванов Валуйский, что у сына его Николая сведена была нога с полугодичного до семилетнего его возраста, а 26-го июля, во время отправления по Мелании поминовения, сделалась здоровою*.

* Взято из донесения, представленного при отношении от орловского губернатора Г. Кочубея, к орловскому преосвященному Никодиму, 9 августа 1836 года, в консисторском архиве.

Но озлобленный враг, не терпя своего побеждения и завидуя пользе душ человеческих, успел воспользоваться неверием некоторых лиц, и бывшие при гробе ее благодатные исцеления стали приписывать невежеству народа и вымыслам игуменьи. Начались разноречивые толки и несправедливые доносы. То повело к тому, что орловский епископ, преосвященный Никодим предписал протоиерею Подлитовскому навести справки: какого рода обстоятельства в Знаменском девичьем монастыре привлекли такое внимание всего города и окрестных жителей? Уполномоченный протоиерей собирал сведения, в которых, между прочим, им было сообщено преосвященному Никодиму, что августа 9-го дня, Тульской губернии, Одоевской округи, селения Башева, помещика Пожидаева крепостной дворовый человек Дмитрий Трофимов, явясь к игуменье Глафире, объявил ей при монахинях Мариамии и Анатолии, что он год и семь месяцев, при расслаблении груди с ломотой и кашлем, страдая безпрерывным дерганьем жил в языке, на пути своем в город Воронеж зашел, 24-й день минувшего месяца июля, на гроб девицы Мелании, отслужить панихиду, и здесь, с могилы ее взявши несколько песка, положил на свой дергающийся язык, и часть песка даже проглотил, от чего через несколько минут почувствовал в языке своем спокойствие, и, с тех пор, чувствует себя совершенно здоровым, и что он теперь, уже на обратном пути из Воронежа, пришел опять к гробу девицы Мелании, решительно по чувству своей благодарности за полученное здесь исцеление*.

* Взято из рапорта от 10-го августа 1836 года благочинного протоиерея Подлитовского к орловскому Епископу Никодиму, в консисторском архиве.

Кроме сего игуменья Глафира, в показании своем от 3-го августа, объяснила о почившей затворнице Мелании следующее: "Какая была предшествующая причина того, что как жители города Ельца, так и окрестных мест, возымели такое великое усердие к умершей, сего 1836 года, июня 11 -го дня, в подведомом мне елецком девичьем монастыре, престарелой девице Мелании, что в великом числе стеклись на ее погребение и после оного, до сего времени, не перестают стекаться и служить на могиле ее панихиды, я того проникнуть не могу, а полагаю, что оно могло произойти от питаемого издавна уважения граждан и окрестных жителей к ее строгой затворнической жизни, по которому некоторые из оных, еще во время жизни ее — Мелании, зная ее крайнюю нищету, тайно вспомоществовали ей, и из желания воздать долг почитания и любви той, которая при жизни его бегала. Разглашений же как о жизни ее Мелании, так и о смерти, могущих обратить особенное внимание и возбудить в народе к ней почитание, как ни я сама, так ни священно-церковнослужители монастырские, ни подчиненные мне монахини и послушницы, — никаких не делали. Умерла же она, Мелания, без свидетелей, полагаю, с ночи на 11-е число июня. Ибо, когда приносившая ей воду, в течение последнего года ее жизни, послушница Наталия, принесла оную по обычаю поутру, еще во время отправления утрени, то увидела, что дверь в келию, против обычая ее, Мелании, была отперта, и как ставень в окне был заперт, и два волоковые окошки были задвинуты, то она, почетши это за нечто необыкновенное и притом не слыша голоса Мелании, тотчас придя в церковь, донесла мне об этом. И как я в этот день готовилась приобщиться Святых Тайн, то и не могла сама пойти в келию ее, Мелании, а послала с этою послушницею двух рясофорных монахинь -Палладию и Евстолию, которые, пришедши и отперши окна, увидели ее, затворницу, мертвою, лежащею на полу боком в одной срачице, имеющею лицо обращенное к иконе Спасителя, сидящего в темнице, и с воздетыми руками. Ибо она не имела никакой другой, приличной монашескому роду жизни, одежды, и погребена в одеянии, пожертвованном некоторыми из монахинь.

"Жизнь она, Мелания, вела строгую, подвижническую, и для собеседования с собою почти никого к себе не принимала и даже меня допустила к себе только раза два или три, а после, когда я хотела быть у ней, она, отзываясь больною, к себе не впускала. С которого времени она жила в монастыре, я достоверного сведения не имею, ибо при делах монастырских нет никакого письменного документа на ее поступление в монастырь. И когда я, при поступлении моем на должность игуменьи, посещая келию ее, Мелании, спросила у ней письменного вида, она мне отвечала: что ей, как здешнего города жительнице, никуда из монастыря не отлучающейся, другой вид не нужен, а потому я, по уважению образа ее жизни, более о сем ее не безпокоила. По рассказам же поступивших прежде ее, Мелании, в монастырь, монахинь Феофании и Македонии, жила она в сем монастыре около 50 лет, прежде — с родною сестрою своею Екатериною, умершею и погребенною в сем монастыре, лет за 30-ть пред сим, а после сего она жила одна. Пострижена ли она была, или посхимлена тайным образом, я того не знаю, и ни от кого не слыхала, да и никто из живущих в монастыре не называл ее ни монахинею, ни схимницею, а известна она была под именем затворницы. Служить панихиды по ней, Мелании, я не могла воспретить священникам, ибо сим я могла бы навлечь ропот и неудовольствие, как от граждан, так и от приезжавших нарочито для сего из других, и даже отдаленных от города Ельца, мест. Погребена она, Мелания, в самом монастыре, потому что и все умирающие в монастыре в оном же и погребаются"*.

* Взято из показания игуменьи елецкого Знаменского монастыря, благочинному протоиерею Подлитовскому в 1836 году, в консисторском архиве.

Но Промыслу, по недоведомым судьбам его, угодно было послать испытание тем, кои так усердно и искренно свидетельствовали свою веру в святость жизни затворницы. После означенной формальной переписки, последовало запрещение служить панихиды по девице Мелании. Все замолкло, народ приуныл и соболезновал о запрещении.

Весною 1837 года, преосвященный Никодим сам приехал в Елец и, быв на Каменной горе, в девичьем монастыре, требовал от игуменьи должного ответа по всем донесениям. Кроткая игуменья Глафира подтвердила все то, что было объяснено в ее показании. Но эта тяжкая формальность до того возмутила ее душу, что она считала это напастью от врага, и чтобы избавиться от этого, удалилась на покой. В это время преосвященный Никодим вновь подтвердил указание не служить панихид над гробом, а только в церкви, и обо всем донес святейшему Синоду.

К годовой памяти затворницы Мелании, неизвестно от кого, привезена 10 июня 1837 года, чугунная доска с приличною надписью и положена тайно на ее могиле. Эта доска и доныне остается на своем месте. На доске находится изображение креста с двумя вылитыми надписями. Она из сих надписей вокруг по краям доски: Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоея, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная; другая надпись внизу креста: Здесь покоится прах рабы Божией, девицы Мелании, скончавшейся в 1836 году, июня 11 числа. Она поступила в обитель в 1778 году, из однодворческого звания, елецкой Дамской слободы, на двадцать первом году. В затворе жила она 17 лет, по самую ее кончину. Блажени мертвииумирающий о Господе. К тому же времени получено из святейшего Синода дозволение отправлять панихиды по девшее Мелании, и дано знать игуменье о том указом, из орловской духовной консистории, от 31 июля 1837 года, за № 6261. Но все представленные сведения о бывших исцелениях остались в неизвестности. После этого о новых событиях уже и не представляли.

Между тем 1839 года, июля 26 дня, огласилось еще одно событие: дочь смоленского помещика, девица Вера Николаевна Соколова принесена была на руках, от расслабления ног, и в присутствии многих свидетелей получила совершенное исцеление. Как приехавшие с нею, так и живущие в монастыре не могли умолчать об этом. Отцом исцелевшей, Соколовым, было сделано показание, со всеми подробностями, болезни его дочери и совершившегося над нею исцеления, и засвидетельствованное многими лицами, оно хранится и теперь в числе монастырских бумаг.

 

Замечательные обстоятельства после ее кончины

Не может рука человеческая разорить дело Божие. Прошли годы, многое переменилось, но уверенность в святости жизни и благоугождении Богу затворницы Мелании не изгладилась. Все живущие в монастыре, на той же Каменной горе, где она подвизалась, испытывают на себе помощь ее святых молитв и утверждаются верою, по многим обстоятельствам, которые на наших глазах совершаются, и всякому благочестно внимающему могут доставить душевную пользу.

Мы упомянем здесь только некоторые более известные случаи:

1) Монахиня Елпидифора рассказывала о себе следующее: "По кончине блаженной Мелании поручено было мне, как ближайшей соседке, хранить ее келию и, за послушание, вводить в нее приходящих. По зависти вражьей кто-то донес игуменье, что я воспользовалась деньгами, которые подавали усердствующие. Меня оштрафовали монастырским наказанием: не позволили получать милостыню и читать неусыпаемую Псалтирь. Через это я должна была лишиться монастырского пособия и при всегдашней моей бедности терпеть еще большую нужду. Я плакала, просила прощения, оправдывалась. Но все было тщетно. В одну ночь вижу во сне затворницу Меланию, она говорит мне: "Не плачь. Я знаю твою скорбь. Иди, выполи траву около моей келии, и Господь утешит тебя". Я встала и, помолясь Богу, тотчас пошла полоть траву около ее келий. К концу моей работы, в углу маленького ее задворка я нашла узелок и в нем несколько серебряных монет. Я заплакала от радости. Не столько деньгам я обрадовалась, сколько тому, что угодница Божия утешала меня своею милостынею. И, к удивлению, я на эти деньги купила все, в чем имела нужду. Но вот что еще более поразило меня: в жизни моей, я много оскорбляла ее. И постигшую меня скорбь я уже принимала, как заслуженное мною наказание от Бога, а она меня так видимо утешала. Впрочем, она еще и при жизни своей мне все простила: позвала к себе, угощала меня чаем, дала мне подарки и сама просила у меня прощения. И теперь вот как помогла мне в скорби моей!"

Таково незлобие истинных рабов Христовых, что и ненавидевшие их делаются проповедниками добродетели их. И исполняется слово Господне: тако да просветится свет ваги пред человеки, яко да видят и уразумеют сердцем своим ваша добрая дела: и прославлять Отца вашего, иже на небесех (Мф. 5,16).

2) В 1841 году на Каменной горе производилась постройка монастырской каменной колокольни. Вдруг в приготовленном месте для основания здания открылась вода, и в таком количестве, что после многих усилий приходилось оставить это основание и начинать его на другом месте. А иного места не было. При таком затруднении кто-то посоветовал положить несколько ветхих бревен из келии затворницы в эту воду. Что же вышло? В то же время молитвами блаженной вода иссякла. Основание докончили как должно, и построенная на нем колокольня доселе стоит благополучно.

3) В 1838 году при постройке каменной ограды вокруг монастыря было необходимо отодвинуть некоторые прежние монашеские келии, и те монахини, на чью долю выпадало такое безпокойство, очень скорбели. Одна из них решалась лучше перейти в другой монастырь, нежели подвергнуться такому стеснению на всю жизнь. В скорби своей она просила совета и святых молитв Сезоновского затворника Иоанна. Он отослал ее обратно на Каменную гору и велел просить святых молитв у своих заступниц: схимонахини Елизаветы и затворницы Меланин, уверяя, что за их святые молитвы все они будут покойны*. Она возвратилась. Но уже рвы для основания новой ограды были выкопаны, и надо было ожидать окончательного приказания ломать келии. Тогда, сверх чаяния, слух об этой скорби их дошел до елецких граждан. Некоторые из них отправились на Каменную гору и, удостоверившись, что это действительно так, согласились просить настоятельницу отнести ограду подалее, а келии не ломать, и упросили ее. А подрядчику за весь убыток охотно уплатили своими деньгами* *.

* Вскоре после этого затворник Иоанн присылал на Каменную гору своего послушника просить себе для исцеления от болезни воды из монастырского колодезя. Уважая его просьбу, игуменья Павлина сама ходила почерпать воду из колодезя и отослала ему.

** Взято из устного рассказа самой монахини, до сих пор живущей в монастыре.

Старец Задонского монастыря, монах Сергий, зная богоугодную жизнь затворницы Мелании, весьма сожалел, что за отсутствием, после кончины ее, не мог получить себе ни одной вещи ее на благословение. По приезде его в Елец, она явилась ему во сне и сказала: "Если хочешь благословения, возьми себе на память мой платок и мои волосы, завернутые в нем. Эти волосы исторгнуты у меня из головы моей злыми демонами, когда они, попущением Божиим за грехи мои, нападали на меня во время молитвенного подвига моего в ночи. Ты можешь отыскать их в святом углу, под полом в моей келий". По этому указанию, действительно, старец Сергий нашел платок и волосы в нем и хранит их у себя, как оружие от бесовских искушений.

5) Этот же старец Сергий сожалел, что в последнее время не сняли портрета с затворницы Мелании и разговорами своими внушал и другим то же сожаление. Она снова явилась ему во сне и приказала ему хорошенько заметить черты лица ее. Видел он ее с большим сияющим крестом в руках, и по рассказу его живописец изобразил ее подобие столь удачно, что все знавшие ее лично находят портрет очень похожим. Только не могла рука художника изобразить той неземной уже красоты и славы, которая осиявала ее в этом сновидении.

6) Первый портрет затворницы Мелании был поставлен в келии монахини Нектарии, в то самое время, когда преосвященный Никодим был в Ельце и осматривал все памятники почившей. Он сам ходил по келиям монахинь и послушниц, желая удостовериться: нет ли чего особенного? Все были приготовлены к этому, а о портрете забыли, хотя прежде намерены были спрятать, опасаясь, чтобы владыка не вменил им в вину того, что портрет был написан без его благословения. Преосвященный был в этой келии, и все сановники с ним были, но никто не видал портрета. Когда все кончилось, и владыка уехал, благочинная сказала: "Хорошо, что вы спрятали Меланьюшкин портрет, а то могла бы быть тут неприятность". Все с изумлением посмотрели на благочинную и молчали от испуга. Портрет и в ту минуту висел на стене на видном месте, и никто не заметил его.

7) Когда строилась монастырская каменная ограда, многие из монахинь слышали во время сна голос затворницы Мелании, призывавшей их к послушанию: носить кирпич. А монахиня Назарета, воспрянув от сна, продолжала видеть ее наяву, уходящую из келии после такого же призыва к послушанию.

8) Одна монахиня, по имени Иннокентия, необыкновенным образом испытала на себе скорую благодатную помощь молитвами блаженной Мелании. Живя от юности на Каменной горе, она с самого начала вступления своего в монастырь чувствовала припадки головной боли и тоски. В совершенных летах болезнь ее усилилась: иногда бедная страдалица почти не могла владеть собою. В одно время тоска усилилась в ней до того, что в уме несчастной начала мелькать мысль о самоубийстве. В невыносимой скорби она легла и безсознательно смотрела на предметы. Вдруг глаза ее остановились на портрете затворницы Мелании: лицо портрета одушевилось, глаза выражали строгий укор и, тихо приподняв руку, блаженная долго грозила ей пальцем. С трепетом вскочила с постели скорбящая и бросилась на колени, со слезами начала просить прощения, и искушение миновалось. С тех пор ни тоска, ни головная боль не безпокоят монахиню Иннокентию, и она, не скрывая, благодарит свою избавительницу.

9) Орловской губернии, Елецкого уезда, деревни Ливенской помещица, жена ротмистра, Александра Феодоровна Семашко, быв еще в молодых летах, страдала зубною болью, около двух недель не принимала пищи, кроме жидкостей, и не имела сна. Родственники ее прилагали многие старания о ее исцелении и приглашали доктора, но болезнь казалась такою упорною, что все было безуспешно. Наконец, среди неумолкаемых страданий, больная начала призывать в помощь елецкую затворницу Меланию, в то время недавно почившую, и бывшими при ее погребении знамениями огласившую всю окрестность, и в скорби души своей говорила так: "Если ты действительно угодила Богу, Меланьюшка, исцели меня". И вдруг почувствовала, что кто-то тянет и выдергивает больной зуб у нее. Больная вняла этому действию, и к удивлению своему ощутила, что боль унялась. Она в радости позвала свою няню Екатерину и, рассказав ей свое внезапное исцеление, просила дать ей что-нибудь поесть, так как она за столь долгое время болезни весьма отощала. После этого зубы у ней не болели более 10 лет. Действие это происходило 1838 году в селе Избищах, тамбовской губернии, лебедянского уезда, в доме родного ее дяди, помещика Андрея Матвеева Клишина.

10) Второе исцеление молитвами той же затворницы Мелании было в том же 1838 году, над больною матерью госпожи Семашко, раненбургскою помещицею Анастасиею Матвеевною Буниною. В начале июня месяца у госпожи Буниной заболела нога, распухла и отекла до колена. Страдания продолжались несколько дней, и пособия были безуспешны. Это привело ей на память недавнее исцеление дочери ее молитвами затворницы Мелании, и приближающийся день летней памяти последней 11 июня, почему больная, несмотря на то, что была почти недвижима, приказала положить себя с постелью в карету и везти ее в Елец на Каменную гору в девичий монастырь. Путешествие совершилось благополучно. Больную принесли на руках в келию дочерей ее, девиц Наталии и Софии Федоровны Буниных, недавно поступивших в этот монастырь. Первую ночь по приезде больная провела в сильных страданиях. Утром, по желанию ее, во время обедни принесли ее в церковь и поддерживали сидящею в кресле. По окончании службы все пошли на гроб затворницы Мелании, так как это было 11 число июня -день ее памяти, и больная, с усилием поднявшись, с помощью других пошла туда же. По окончании панихиды поклонилась ее гробу и с радостью ощутила, что нога ее не болит. Она еще и еще поклонилась, походила кругом, взяла песку от могилы своей скорой целительницы и, возвращаясь оттуда, уже не требовала помощи, но свободно взошла по лестнице на мезонин, где в то время занимала комнату госпожа Семашко, которой она объявила все происходившее с нею и показала ей исцеленную свою ногу*.

* Оба эти случая госпожа Семашко рассказывала лично в келии настоятельницы елецкого Знаменского монастыря, в присутствии уполномоченных от епархиального начальства членов и благочинных: Троицкого монастыря архимандрита Флорентия, протоиерея Алексея Вуколова и протоиерея Василия Протопопова, съехавшихся того же 1870 года марта 16 дня, для собрания сведений по случаю новосоставленного жизнеописания елецкой затворницы Мелании.

В истекшем 1870 году, апреля 13, утром прибыл на Каменную гору из города Пскова некто г. Г С. Лошаков и просил отслужить панихиду на гробе затворницы Мелании, объявляя о себе, что он был неисцельно болен золотухою, которая с детства и до совершенного его возраста мучила его головною болью и открывалась у него на голове ранами, в следствие чего он сделался глух. В одно время родная тетка его, монахиня, рассказала ему нечто о елецкой затворнице Мелании, он начал призывать в помощь ее святые молитвы и, чувствуя облегчение, дал обещание отслужить на фобе панихиду. После этого обещания, без всяких медицинских пособий, у него сначала открылся слух, а потом он и совершенно выздоровел.

В памяти у Елецких стариц сохранилось одно привычное слово затворницы Мелании, которое бывало многозначительно по духу выражения, когда она его произносила. Бывало, скажет: "Чуешь, сестрица?" Это слово дополняло тот разговор, которым она внушала каждому полезное.

Некто, старец Задонского монастыря, ученик схимонаха Агапита, видел ее в тонком сне в великолепном доме, среди необыкновенного прекрасного сада, и когда ему дозволено было взойти в дом, то в первой и во второй комнате он видел одни богатства и украшения. Далее в великой светлости за убранным столом увидел затворницу Меланию, сидящую благолепно с некоторыми монахами. "Матушка Мелания! Как зашла ты сюда, и чей это дом?" -"Благодатью Господа моего Иисуса Христа, это мой дом. И эти монахи из елецкого монастыря. Господь повелел мне посещать мой монастырь, и я бываю в келии у каждой сестры: я жду того времени, когда они все соберутся сюда".

Да исполнится обещание сие над обителью!

Когда мы проводим кого-либо из обыкновенных людей, милых и близких нашему сердцу, ко гробу, мы долгое время жалеем о них, скорбим и для отрады печального сердца нашего часто желаем знать о их загробной участи. Но тайна остается тайною. Мы посетуем, поскорбим и потом иногда забываем и об отшедших от нас и даже о желании нашем знать о их загробной участи. И только помним их тогда, когда общая матерь наша, св. Церковь, призывает нас к должному поминовению их в установленные дни.

Не так бывает по отшествии от нас людей, которые отличались особенными подвигами благочестия и безпредельной любви к Господу. Расставшись с ними, мы долго чувствуем сиротство — везде, куда бы ни пошли. Невольно вспоминаем что-то приятное в прошедшем, и у других встречаем некоторое сочувствие при воспоминании о тех временах и событиях, которые до них относятся. Сравниваем те времена с настоящими и обыкновенно отдаем преимущество прошедшему. И сами избранники Божии, переселившись в мир горний, напоминают нам о себе, давая нам чувствовать, что они молятся о нас там, и мы утешаемся, когда воспоминаем о них здесь.

Особенно же в случающихся скорбях наших мы как будто слышим утешительный голос их, ободряющий нас и вместе напоминающий нам о суетности и ничтожности этой кратковременной жизни. Не есть ли это одно из доказательств, что они живы и по смерти и помогают нам своими молитвами, возбуждая нас искать горнего отечества и той небесной славы, которой они удостоились во блаженном успении? Это несомненно. Притча у святого евангелиста Луки о богаче служит тому неоспоримым доказательством. Несчастный богач, заключенный в муках, явил столько сострадания к своим ближним, что просил о вразумлении их: Молю тяубо, отче Аврааме, да послеши его (Лазаря), в дом отца моего: имам бо пять братии; яко да засвидетельствует им, да не и тип приидут на место сие мучения …но покаются (Лук. 16,27-30).

А избранники Божии, пламенеющие серафимскою любовью к Богу и ближним, как не пожелают нам добра? Как не будут молить Бога и пещись о нашем спасении? Проходят столетия, тысячелетия, а они все живут в памяти у потомства, и благодатная помощь их не оскудевает.

Рассеиваемся мы, верующие, по всему лицу земли, а горние обитатели, как звезды небесные, близки к нам повсюду. Однако же замечено, что и блаженные небожители, пребывая духом в Церкви, торжествующей на небесах, всегда помнят свое земное отечество и особенно покровительствуют там, где они трудились во временной жизни, проливали пот и кровь и добрым примером назидали верующих. Там более и прославляется через них великое имя Божие.

Должны и мы более заботиться о прославлении тех святых или истинно благочестивых людей, которые жили и подвизались на тех местах, где и нам Бог привел жить и подвизаться о спасении нашем.

На этом основании и мы, с помощью Божиею и призывая святые молитвы подвизавшихся на Каменной горе, положили намерение собрать, и посильно собрали благочестивые предания от неложных уст самовидцев и некоторых участников в собственных обстоятельствах жизни или случаев, бывших с ними и касающихся богоугодной жизни девицы Мелании, пожившей на этой Каменной горе 58 лет и скончавшейся в затворе 1836-го года, июня 11 -го дня.

Всех лет земной жизни затворницы Мелании было 77.

Уповаем же, что ныне пребывает она в нестареемой жизни и в безконечном веселии, радуясь о Боге Спасителе нашем со всеми святыми Его.

 

XI

И теперь, когда все указывают на громадное значение, которое имеют монастыри в жизни нашего народа и когда вопрос о реформе их, задуманный в настоящее время духовным ведомством, приближается к разрешению, нелишне будет обратить внимание на простоту условий истинного монашеского жительства. Вот пред нами скромное описание жизни великой подвижницы нашего времени, прославляемой Богом, елецкой затворницы, девицы Мелании. Оно может послужить к тому самым лучшим указателем. Что проще воспитания сельской девицы? И что обыкновеннее тех приемов благочестия, с какими вступила она на поприще монашеской жизни и исполнила свое великое призвание? На Каменной горе еще не было монастыря, а она уже монашествовала, подобно древним подвижникам, по всем правилам ду-
ховного закона. Бог, Сам, был ее руководителем. Потому что сердце ее не было испорчено ложными внушениями мира, а вера православная охраняла ее от вредных приражений, случающихся и в домашнем быту. Успехи ее добродетели были замечательны еще во время сеяния их. Слово Божие, падая на добрую землю чистого сердца, умножало плоды духовные, которые теперь видимы и сознаваемы не в одной елецкой округе, где было место ее подвигов, но можно сказать, во всей православной Церкви.

Вероятно, все, что духовное ведомство предполагает устроить на пользу наших монастырей, будет принято с покорностью и будет для них полезно. Но, чтобы уменьшить нарекания и устранить поводы к ним, надо знать, откуда они проистекают. "В наш век, гордый своим преуспеянием, большинство человеков, провозглашающее себя и христианами и делателями обильнейшего добра, устремилось к совершению правды падшего естества, отвергнув с презрением правду евангельскую". Это замечание, вполне справедливое, сделано еще в начале нынешнего столетия некоторыми духовно-просвещенными иноками и, из числа их, одним епископом, жившим во многих русских монастырях. Им же указаны многие прекрасные способы касательно внешнего и нравственного улучшения наших общежительных монастырей*. Усиливающиеся же в современном обществе разного рода нарекания, направленные против монастырей и монашествующих, имеют свое основание, но не в устройстве наших монастырей, а в подрыве христианского духа, вообще, какими-то легкими суждениями во всех классах нашего обширного отечества, стремящихся к ложному образованию и позволяющих себе мечтать о таких предметах, которые вовсе не подлежат своевольным воззрениям и переменам. Можно сказать, современное общество не приготовляет своих членов к достохвальному служению Богу в монашестве, но едва уступает и тех, которые чувствуют в себе призвание к этой жизни. С каким же трудом в монастыре должны подлежать исправлению такие неправильные понятия? Но видно, так надо быть тому, чтобы во всякое время были свои препятствия, с которыми должны бороться современные иноки. Тесен и прискорбен путь вводяй в жизнь вечную, и мало их есть иже обретают его (Мф. 7,14).

* Приношение современному монашеству и аскетические опыты епископа Игнатия Брянчанинова, том 4.

Было время, когда келия затворницы Мелании имела снаружи вид запустелой хижины: дверь ее заросла травою, окно всегда было закрыто ставнем; тропинка лежала мимо келий и спускалась вниз по горе маленькими ступеньками, терявшимися в густой зелени.

Иногда проходящий странник, взбираясь на Каменную гору, пройдет мимо и, отслушав в монастырской церкви Божественную службу возвращается опять тем же путем. И вдруг остановясь, спрашивает с удивлением: "Зачем эта опустелая хижина бережется в вашем монастыре?" Тогда и нехотя кто-нибудь отвечает ему: "Здесь уже столько-то лет живет Бога ради затворница, девица Мелания". При этих словах невольно чувство благоговения наполнит душу каждого. Он осенит себя крестным знамением и терпеливо ждет, что скажут еще о дивной рабе Божией. И запечатлевает в своей твердой памяти все мимолетные слова касательно жизни и духовных подвигов затворницы. Как святыню уносит с собою драгоценное свидетельство о доброй подвижнице в отдаленные города и селения. И изредка повествует о ней другим, подобным себе странникам и прочим боголюбивым слушателям. По таким-то памятникам с самой кончины затворницы, девицы Мелании, многие из далека приходили на Каменную гору. И некоторые святители* посещали скромную могилу ее, совершали панихиды, и усердно молясь, вместе поручали и себя ее святым молитвам. В настоящее время, с благословения преосвященного Макария, епископа орловского, усердием елецких граждан, на гробе затворницы, девицы Мелании, устроен новый памятник**: чугунная часовня, в виде маленькой келии, белого цвета, осененная золотым св. крестом. Внутри ее горит лампада пред изображением Распятия Господа нашего Иисуса Христа, написанного красками, с предстоящими у креста Пречистою Девою Богородицею, св. Апостолом Иоанном и Мариею Магдалиною. На северной стене изображена преп. Мелания Римляныня — ангел затворницы, а на южной — св. великомученица Екатерина. Снаружи, на восточной стене памятника, вверху, сделано маленькое портретное золотое изваяние самой затворницы, а по всей стене надпись крупными золотыми словами: Благословен Господь, ибо Он услышал голос молений моих. На Него уповало сердце мое и Он помог мне (Пс. 27).

* В 1861 году преосвященный Сергий, епископ Курский, проезжая в Задонск, на открытие мощей св. Тихона, заехал на Каменную гору и в качестве простого иеромонаха служил панихиду на гробе затворницы Мелании. Уже по отъезде его, сделалось известно в обители, кто он.

** Памятник сооружён в Ельце, на заводе почётных граждан, братьев Криворотовых.

Аминь, Аминь, глаголю вам: веруяй в Мя, дела яже Аз творю и той сотворит и больша сих сотворит (Иоан. 14,12).

Когда сооружался этот памятник в городе, и на Каменной горе, очень часто возбуждались приятные воспоминания о затворнице, и подкреплялись новыми поразительными доказательствами неистощимой благодати Божией, проливаемой ее святыми молитвами на всех изобильно. О некоторых мы обязаны упомянуть здесь, чтобы восполнить прежние сказания.

Блаженная Мелания незримо, но живо присутствует на Каменной горе. Многим является в сновидениях. Помогает в скорби, решает недоумения, призывает на молитву, исцеляет неизлечимые болезни, иногда обличает со всею кротостью и покаявшихся утешает. Только одни бесноватые не могут подойти покойно к ее могиле, но падают без чувств. А иногда жестоко вопиют, терзаются, хулят святыню и так же, как и прежде, при ее погребении, поминают, как бесы искушали блаженную в затворе и как теперь нелегко им повиноваться ей и быть прогнанными из своих жилищ, данною ей благодатью Христовою.

Нередко бывает, что и приближение к портрету затворницы производит на них такое же действие. Они сильно возмущаются, когда где-нибудь видят его. А которые из этих недужных еще могут владеть собой, те поскорее удаляются. Но во всех проявлениях зависть и ярость бесов бывает страшная и отвратительная.

Но где взять слов, чтобы противоположно мрачным действиям злобы изобразить святую тишину и веяние благодати, в ночные часы, на месте погребения доблестной подвижницы Христовой! Много раз живущие в обители наемные сторожа и насельницы монастыря видали свет как бы зажженной лампады или другого огня, возвышающегося от земли, а иногда объемлющего дивным сиянием весь гроб блаженной затворницы. Некоторые испытывали и убеждались, что свет был невещественный.

О гроб, исполненный надежды воскресения! Ты уподобляешься чертогу духовному на земле, сокровенному для ближайшего общения с нами, чтобы и нас, ленивых и унылых, воздвигнуть светлостью твоею от земных помышлений к духовным предприятиям.

1. Однажды, в ночь на Сошествие Святаго Духа*, престарелая монахиня Маврикия была зрительницею одного из таковых дивных видений. Побуждаемая особенным движением духа, в самую полночь, она вышла на монастырь и, помолившись на восток, сначала увидела малую зарю, светящую как бы от гроба затворницы Мелании, а потом сделалось великолепное сияние. Долго стояла удивленная монахиня — сердце ее исполнялось благоговейного страха и радости. Хотелось ей позвать других стариц, но сверхъестественная сила приковывала взоры и внимание ее к чудному видению. Она не могла насытиться восторгом до тех пор, покуда видение кончилось. Остаток ночи она провела в слезах и молитве, мысленно беседуя с блаженною затворницею. Ей была памятны страдальческая жизнь подвижницы и радостно и досточудно ее прославление. И на следующий день в чувствах ее происходило тоже умилительное впечатление.

* В 1871 году мая 16-го монахиня Маврикия объявила это видение в церкви, после службы, казначее, монахине Маргарите и монахине Ангелине, клятвою подтверждая истину слов своих. Безукоризненная жизнь самой Маврикии не позволяет сомневаться в её свидетельстве. Она более 50 лет живет благочестиво на Каменной горе и имеет от роду более 70 лет. Подобное тому видел сторож, человек старый, но одарённый крепостью сил и необыкновенно смелый, — он упал от страха и на коленах едва дополз до своей караулки и долго молился.

2. Другая монахиня, Модеста, была утешена явлением затворницы Мелании во сне следующим образом: несколько лет Модеста жила на Каменной горе вместе с своею дочерью, юною монахинею Митрофанией, и надеялась мирно докончить преклонные дни свои на ее руках. Но Бог устроил иначе. Митрофания простудилась и неожиданно умерла от горячки в цвете лет. С тех пор сердце матери непрестанно удручалось крепкою печалью. В одно такое время она видит блаженную затворницу, которая говорит ей: "Полно тебе скорбеть! Потрудись лучше, Бога ради, продавай мои книжечки". Опомнившись, Модеста чувствовала радость и недоумевала: какие это книжечки надо ей продавать? К тому же, она была неграмотная и удивлялась загадочному сновидению. Между тем, слова затворницы запали в ее душу и производили радостное ожидание. Через несколько дней были получены в обители книги "Жизнеописания затворницы девицы Мелании" и действительно поручено от настоятельницы монахине Модесте предлагать их желающим при свечной продаже, так как это было всегдашнее ее послушание. Удивилась скорбящая старица такому ясному повелению затворницы, исполнившемуся на самом деле, и молитвами ее благодушнее стала переносить свое грустное одиночество.

3. В тоже время некто, офицер пехотного Дорогобужского полка, квартировавшего в Ельце, томимый долговременною лихорадкою, задумал оставить службу. С этою мыслью пришел он через силу в монастырскую церковь помолиться Богу и, покупая свечу, спросил: какие это книжки лежат у вас в ящике? Монахиня Модеста объяснила ему, что это жизнеописание затворницы девицы Мелании, которое поручено ей продавать. Тогда офицер, вздохнув, отвечал ей: "Ваша Мелания великая угодница Божия! Я находился при смерти и видел ее во сне, а теперь вижу, что означает этот сон". Купив книжку, он пожелал отслужить панихиду на гробе затворницы и совершенно выздоровел. Через несколько времени приходил еще поклониться ее гробу и, не оставляя службы, последовал за полком на другие квартиры.

4. Елецкий мещанин Деев дал обещание служить ежегодно панихиду на гробе затворницы Мелании в памяти бывшего ему исцеления от расслабления ног и всего тела, которое он претерпевал несколько лет, но, укрепившись в здоровье, забыл свое обещание. Через три года болезнь его возвратилась. Он опомнился, немедленно прибегнул к своей доброй целительнице и выздоровел. На следующий год опять забыл свое обещание и впал в другую болезнь — помешательство. Родные, соболезнуя о его жалком положении, привезли его на Каменную гору и, когда начали отправлять панихиду на гробе затворницы, он пришел в себя и, помолившись усердно, сделался опять здоров.

5. В селе Илька, Курской губернии, Суджанского уезда, в доме мещанина Абрамова, находится замечательный портрет затворницы Мелании, сохранившейся неврежденным в огне. Это было в 1869 году. Ужасный пожар в несколько часов истребил дом и все надворное строение, но портрет был найден на дворе одиннадцатилетним мальчиком, сыном Абрамовых, посреди горящих угольев, оставшихся от большого запаса дров, погоревших мгновенно, вместе с прочим имуществом обширного постоялого двора. Этот портрет небольшого размера, писанный масляными красками, теперь стоит в киоте и чествуется неугасимою лампадою по вере добрых людей, которые, потеряв все свое состояние, не утратили надежды на помощь Божию и молитвами блаженной затворницы Мелании вскоре оправились от разорения. Часто в этот дом благочестивые люди приглашают своего приходского священника, о. Дмитрия Попова, просят его служить панихиды по девице Мелании, и заявляют ему о многих благодеяниях, бывающих молитвами блаженной затворницы.

Сведения об этом доставлены монастырю лично самими Абрамовыми, мещанином Феодором Трофимовым и женою его Анною Кононовою, приезжавшими в Елец для поклонения на гробе затворницы Мелании, по обещанию их, в июле месяце 1872 года.

6. Воронежской губернии, Богучарского уезда, Донецкой Подмонастырской слободы, государственная крестьянка Евпраксия Андреянова Полежаева, страдала два месяца от невыносимой зубной боли. В одну ночь, страдая более обыкновенного, она как бы обезпамятовала и видит блаженную затворницу Меланию, которая напомнила ей, что у нее хранится песок, взятый с ее могилы, и чтобы она потерла им свои больные зубы. Болевшая с радостью исполнила повеленное ей и получила совершенное исцеление. Движимая чувством благодарности, она не замедлила прийти в Елец и, разыскав на Каменной горе знакомую ей монахиню Антонию Вельяминову, объявила ей случившееся с нею, и со слезами истинного усердия поклонилась на гробе затворницы Мелании и выслушала панихиду.

7. Елецкий купеческий сын, Михаил Дмитриев Ульянов, будучи отроком, перестал ходить. Его носили на руках и пользовали медицинскими средствами, но болезнь продолжалась. Тогда принесли его на Каменную гору и поставили на могиле затворницы Мелании. Больной почувствовал оживление и, простояв всю панихиду без посторонней помощи, отправился пешком домой.

8. Девица Ольга Федоровна Щеголкова, проживая более 30 лет на Каменной горе, в услужении у помещицы, девицы П.И. Абдуловой, испытала на себе, молитвами затворницы Мелании, троекратное исцеление. В первый раз, будучи в горячке безнадежна к выздоровлению, после напутствования св. тайнами и елеосвящением, чувствовала прикосновение самой затворницы к своим ногам и получила оживление во всем теле. Во второй раз, заболев глазами, была освидетельствована доктором Шетнер, который определительно сказал, что у нее делается катаракт, и не ранее как по прошествии двух лет можно будет приступить к операции. Опечаленная таким отзывом, Щеголкова пошла на могилу затворницы и, помолившись, взяла песку, налив его водою начала ежедневно промывать ею свои больные глаза, и через несколько дней совершенно исцелилась. В третий раз, по кончине своей госпожи, находясь в отсутствии из монастыря у своих благодетелей, уже в старости, Щеголкова подверглась снова болезни глаз и, получив обломок кирпичного надгробия с могилы блаженной затворницы*, истолкла его и, налив водою, опять начала ежедневно промывать свои больные глаза и снова получила совершенное исцеление. О чем с благодарностью пришла сама засвидетельствовать монастырскому начальству и поклониться на гробе безмездной целительницы своей, блаженной затворницы, девицы Мелании.

* В 1872 году, при поставлении нового памятника, делали и новый фундамент, из белого веневского камня; прочие же камушки и дощечки бывшего надгробия разобраны верующими и хранятся по домам для пользования больных.

9. В то же время, когда было разобрано надгробие, страдавшая поражением спины, недвижимая от боли, живущая в монастыре, рясофорная послушница М. Леонова была принесена, по желанию ее, ночью, к могиле затворницы Мелании и положена просто на земле. Сначала она крепко стонала. Когда же стали растирать ее песком, она начала креститься и подвигаться, чтобы встать. В то же время, другие читали акафист Божией Матери. Больная незаметно поднялась и начала полагать земные поклоны. Спустя несколько часов, она без помощи могла возвратиться в свою келию, и утром чувствовала себя совершенно здоровою.

10. В последующие дни очень многие приходили служить панихиды на гробе затворницы Мелании и, остановясь друг с другом, беседовали о любимом предмете. В это время монахиня Иоанна открыла о себе собравшимся старицам, что она, будучи еще новоначальною послушницею и присутствуя при погребении блаженной затворницы, видела многие исцеления больных и усердие народа, но не понимая происходящего, засомневалась и подумала: "Чему там веруют! Умерла, как и прочие умирают — и только". С этими мыслями она отделилась от толпы и не последовала за несением тела затворницы к могиле, но вознамерилась идти в свою келию. Вдруг ей показалось, что бегущий народ стеснил ее. Она подалась к церковной стене и упала на землю. Все кости ее затрещали так, что она чувсвовала нестерпимую боль. В испуге она хотела подняться, но силы ее оставили. Тут она поняла свое согрешение и мысленно обратилась к почившей… Болезнь уступила несколько и она ползком доползла небольшое расстояние до своей келии. Возвратившиеся монахини нашли ее в том же положении и, узнав причину перемены ее здоровья, пошли обратно на гроб затворницы испросить прощение согрешения своей юной послушнице. Принесли оттуда земли и цветов и, растворив землю водою, кропили больную. Наконец больная попросила воды и, немного выпив ее с раствором той же земли, почувствовала себя здоровою. Немедленно, со слезами благодарности, она встала и пошла сама поклониться гробу блаженной затворницы. С тех пор монахиня Иоанна во всех обстоятельствах жизни своей прибегает с верою к молитвам блаженной затворницы Мелании и всегда получает благодетельную помощь.

Есть много и других заявлений, словесных и письменных, даже из отдаленнейших краев нашего обширного отечества*, о благодатной помощи от портретов, от могильной земли и других вещей, бывших в прикосновении с цельбоносными останками и употребляемых верующими с призыванием молитв блаженной затворницы Мелании. Но довольно и того, что мы теперь упомянули, желая душевной пользы всем прочитывающим ее краткое жизнеописание.

* В монастырских бумагах хранятся письма из Петербурга, из Царицына, из Забайкалья и других мест, в котором изъявляется вера к блаженной затворнице.

Скажем в заключении, что во все времена были и будут прославляемы Богом верные исполнители закона Божия. Христос есть освящение святых. Не сами собою святые освятил ись, но Христовою кровью. Все их добродетели — суть плоды веры во Иисуса Христа. Несмотря на все перевороты земных человеческих отношений к православной вере во Христа, будут ревнители благочестия до конца дней всего мира. К этому, для желающих спастись, необходимо заметить, что истинная вера укрепляется смирением. Не может гордый дух воспитать в подвижнике самоотвержение, на котором основывается монашеское жительство.

Самоотвержение есть дело образовавшейся воли и разума. Следовательно, где почерпается это образование, там нужна не одна перемена местожительства и платья, и не внешняя обстановка, но полное уважение к тому намерению, цель которого так высока и безконечна. Прямее всего страх Божий научает нас всякой добродетели и постепенно вводит в пристань безстрастия. И этим-то благонадежнейшим путем, хотя бы среди бурь и неудобоносимых препятствий, с помощью Божиею, и в немощном теле совершается духовное жительство и достигается христианское совершенство.

Молитвами святых своих, да сподобит и нас Господь наш Иисус Христос получить от Него милость в день Судный!

Сообщил Макарий, Епископ Орловский и Севский.

 

Воспоминания монахини

Сия икона — "Угодница Мелания" — игумении Елецкого девичьего Знаменского монастыря, что на Каменной горе. Моя мать "неродная", Пелагея Ивановна (которая умерла в 1964 году) с одиннадцатилетнего возраста в течение тридцати лет спасалась в этой обители. И во время своего пребывания в монастыре сподобилась она быть свидетельницей открытия святых мощей угодницы Мелании, которая пролежала в могиле восемьдесят лет (в истории монастыря было записано, в каком году она была похоронена).

А почему было открытие?

У нас в Ельце была династия знаменитых врачей Холиных. И вот однажды угодница Мелания явилась в сонном видении доктору, велев, чтобы он пошел и сказал игуменье о том, чтобы ее гроб с телом был перенесен в склеп, находящийся под церковью монастырской. Потому что ворота монастыря на день открывались и пасшиеся поблизости козы и овцы с подворий Каменной Слободы проникали на монастырское кладбище и оскверняли могилки.

Когда Холин пришел к игумении и стал говорить о сновидении, она посмотрела в записи и говорит: "Восемьдесят лет прошло, как ее похоронили, там теперь ничего нет, и праха". Но через некоторое время угодница Божия снова приснилась Холину, передав предупреждение о наказании его за невыполнение ее наказа. А когда Холину вновь не удалось решить вопрос о переносе захоронения, угодница Мелания в третий раз явилась Холину уже со страшным предупреждением о наказании. Он снова пришел к игумении, пал на колени пред нею и говорит: "Матушка игумения, пожалей меня!" И тут игумения дала согласие. Вызвали полицию, собрали все священство и начали копать, а с игуменией даже сделалось дурно. Она боялась, что откопают, а там ничего не будет. Ведь ей за это тоже спасибо не скажут.

Но докопали до гроба, а он целехонек, достали, открыли, а матушка Мелания лежит цела и невредима. Более того — от нее повеяло каким-то благоуханием.

Дело было уже к сумеркам. И когда подняли гроб, чтобы нести в храм, то над гробом ясно виден был огненный столп очень высокий, и в нем все время шествия трепетал белый голубь. А несли ее священники на плечах в сопровождении певчих, несли знамена церковные — хоругви.

Опустили гроб в специально приготовленный склеп, но, видно, не было на то воли Божией, чтобы почивала матушка Мелания под спудом. Оба работника, что спустились запечатывать склеп, так и упали замертво. Еле отошли. И тогда решили поставить гроб с ее телом посреди монастырского храма. О, Боже мой! Сколько людей приходили приложиться к новообретенным мощам угодницы Божией. Целую неделю они открыто стояли в храме. А сколько исцелилось в те дни: и хромые, и слепые, и бесноватые. Все это регистрировалось. И Святейший Синод, после тщательного осмотра, решил мощи угодницы Meлании признать нетленными.

После стояния ее мощей в храме, их снова опустили в склеп, что находится под храмом, и замуровали в нем.

А после революции монастырь на Каменной горе закрыли. Монахинь судили, сажали в тюрьмы, ссылали на каторгу. Те, кого миновала чаща сия, все разбрелись, расселились в миру.

Вот почему Пелагея Ивановна в возрасте 45 лет вышла за нашего отца. Они венчались в Вознесенском соборе города Ельца и прожили с моим отцом вместе 33 года. Вперед умер отец, а через шесть лет умерла и мать Пелагея. Похоронена Пелагея Ивановна в г. Ельце, на старом кладбище, где находится церковь.

В данный момент монастырский храм, где упокоены были мощи угодницы Божией Мелании разрушен, а бывшие келии заселены жильцами. Но жива благодать Божия, щедро дарованная угоднице Мелании. Так что, кто с верою в милосердие Божие матушку Меланию призывает, она всем помогает.

Угодница Мелания! Помолись у Престола Пресвятыя Троицы за нас, грешных. Поклонись Пречистой Богородице Деве Марии и попроси Ее милосердия к нам, погибающим в искушениях сатанинских.

3 марта 1980 года.

Книга «Елецкий Знаменский женский монастырь на Каменной горе»

Л.А. Морев

Елецкий Знаменский женский монастырь на Каменной горе

Издательство Задонского Рождество-Богородского мужского монастыря

2007


По благословению преосвященнейшего Никона, епископа Липецкого и Елецкого

— В монастырь к нам желаете? — обернулся ко мне кучер, похлестывая пару сытеньких коней, неохотно взбиравшихся в гору.

— Да, обитель посмотреть!

— Обитель у нас, господин, необыкновенная. Истинное умиление!.. От самой затворницы, от Мелании строгость такая заведена. Настоящие ангелы, только что в человеческом виде! — разом расчувствовался он.

Этих-то ангелов повидать и с ними познакомиться ехал я на так называемую Каменную гору, где на краю Ельца стоит Знаменский девичий монастырь. Вид монастыря издали замечательно красив. По горе по песку идет террасами громадная каменная лестница. Вверху, за стенами, видны купола храмов…

Немирович-Данченко В.И. Женская обитель. Святые горы. Воспоминания и рассказы из поездки с богомольцами. СПб., 1904.

 

Когда Елец отстроен был вновь…

Знаменский монастырь, возрождаемый ныне по благословению преосвященнейшего епископа Никона в городе Ельце — втором по значению духовном центре Липецко-Елецкой епархии, расположен на вершине так называемой Каменной горы.

По преданию, именно здесь какое-то время располагался древний Елец домонгольского периода. Место это, до построения Знаменского монастыря, именовалось «Старое городище». А потому высказывалась уверенность в правдивости предания не только со стороны местного краеведения, но и со стороны науки. В частности, поддержал эту точку зрения професссор А.Д. Пряхин в книге «Археология и археологическое наследие».

Перенос же Ельца на новое место, туда, где ныне высится Вознесенский собор, связывают с именем святителя Алексия — первого русского митрополита «Киевского и всея Руси».

Сей, избравший Москву местом своего пребывания, радетель о бедствововавшей из-за ига татарского и внутренних нестроений земле Русской, был и великим молитвенником пред Господом. И в 1357 году великий князь Московский Иоанн получил от правителя Золотой Орды — хана Джанибека — послание, где, в частности говорилось: «Мы слышали, что есть у вас служитель Божий Алексий, которого Бог слушает, когда он попросит. Отпустите его к нам; если его молитвами исцелеет моя царица, то дарую вам мир; если же не отпустите его, пойду опустошать вашу землю». А к тому времени ханша Тайдулла уже три года как была почти слепой от неизвестной болезни. Когда князь передал слова Джанибека святителю, то тот смиренно ответил: «Прошение и дело превышают меру сил моих, но я верую Тому, Который даровал прозрение слепому».

И митрополит отправился в путь, лежавший через елецкие земли. Елец встретил предстоятеля всея Руси углями очередного пожарища. Но сами ельчане были радушны и сделали все, чтобы облегчить дальнейшее путешествие святителя Алексия. Перед тем, как сесть в ладью, чтобы плыть по водам Сосны, митрополит благословил провожавших его и предсказал, что быть еще Ельцу красиву и богату. А на вопрос, где строить город вместо сгоревшего, указал на гору, тогда густо поросшую дубовым лесом, над которым во множестве вились стаи голубей. «Где теперь собор стоит», — уточняется предание в книге «Елец веками строился». Ельчане принялись за возведение новой крепости, а святитель отбыл в Орду, где его молитвами ханша Тайдулла благополучно исцелилась…

Но от того Ельца, что выстроен был по указанию святителя Алексия, равно как и от более древнего Ельца «на Каменной горе», и следов ныне не осталось, кроме упомянутых преданий, а история собственно Знаменского монастыря связана уже с «новым» Ельцом. Эта обитель становится самостоятельным женским монастырем лишь в 1683 году, до того около шести десятилетий пробыв скитом оснозанного вместе с Елецкой крепостью Троице-Сергиева монастыря…

Крепость же Елецкая, с летописным Ельцом связанная весьма условно, возникает в конце XVI века, когда прилежащие территории бывшего «Дикого Поля» стали частью территории Российской. В Разрядной книге 1475-1605 годов записано под 1591-1592 годами: «тово же году зимой, послал государь воеводу своево князя Ондрея Дмитриевича Звенигороцкова, а велел ему государь постазить от Крымские украины на поле город Елец; и князь Ондрей Звенигороцкой на Ельце город по государеву указу поставил». Знаменательно, что первые строители крепости — стрельцы и казаки — пришли сюда, на Елецкое городище — «на Рождество Христово», как свидетельствуют о том старинные документы. А другие документы подтверждают, что уже вскоре после устроения нового города выросли здесь церкви и монастыри. Как соообщают в своей статье «Документы о строительстве Ельца, заселении города и окрестностей в 1592-1594 годах…» В.Н. Глазьев и Н.А. Тропин, «к декабрю 1592 года…» в Елецком Троице-Сергиевом монастыре уже были игумен и монахи.

Об этом говорит «Грамота в Елец И.Н. Мясному о раздаче хлебного жалованья» от 26 декабря 1592 года. В документе есть и такие строки: «В монастырь Троицы Живоначальные да Сергия чудотворца — игумну с братьею — 25 чети ржи, овса тож». Отсюда, в частности, следует, что этот монастырь «срублен» был одновременно с городом и, как и все новопоселенцы, жил государевым жалованьем. Хотя предания относят его основание к концу XIV века, связывая то с радостью от победы в битве Куликовской, в которой участвовал со своей дружиной и князь Федор Елецкий, то с памятью о стойкости, проявленной малым Ельцом перед лицом орд Тамерлана…

Что ж, возможно, и заложили в 1592 году новый Троицкий монастырь на месте прежнего, сгинувшего в огне военных пожарищ. Однако был он, как и весь тот Елец, только-только начинавшей обустраиваться новостройкой.

Но вот елецкие черноризцы обжились. Монастырю, как и прочим, дарованы были крестьяне. Обитель богатела, число братиии множилось. Возникла необходимость устройства скита для желавших большего уединения. И при игумене Моисее таковой скит, стараниями некоего монаха Савватия, был устроен.

Не имея иных свидетельств, мы далее обращаемся к изданному в 1895 году «Историческому описанию Елецкого Знаменского девичьего монастыря, что на Каменной горе», авторство которого принадлежит иеромонаху Задонского Богородицкого монастыря Геронтию (Кургановскому).

Как считает о. Геронтий, устроение скита «при игумене Моисее», на Каменной горе или «старом городище», связано с памятью о кровавых событиях, происходивших здесь, при истоках речки Ельчика, когда Тамерлан, приступив, сжег дотла мужественно оборонявшуюся Елецкую крепость. Но это предположение — скорее лишь дань елецкой традиции преданий. Достоверно лишь то, что в 1628-1629 гг. монахом Савватием, «его же иждивением» была устроена на Каменной горе первая деревянная церковь во имя «Пресвятой Богородицы честной иконы Ее Знамения».

Как сообщает о. Геронтий: «При церкви этой тогда же построено было несколько деревянных келлий, в которых жили истые любители монашеского безмолвия. И как обитель эта устроилась с благословения игумена Моисея, настоятельствовавшего в то время в Елецком Свято-Троицком мужском монастыре, то она и подчинялась чиноположению означенного монастыря и находилась под влиянием его настоятелей во все время своего существования, т. е. до 1682 года».

Из «рядных» записей видно, что в этой церкви местные иконы, церковные книги, колокола, священнические ризы и прочее приобретены были старанием не только вышеупомянутого монаха Савватия, но и частью — на мирские пожертвования. Главными благотворителями новоустроенному скиту были воевода Елецкий Любим Шекловитый, «приезжий гость» — купец Григорий Шустов и местный купец Моисей Росихин.

Воевода помог монаху Савватию выстроить рядом с первым храмом и второй деревянный храм во имя святителя Христова Николая Чудотворца. Шекловитым для этой церкви были пожертвованы: иконы, Святая Чаша, дискос с прибором, царские врата. «А другие жертвовали и дополнили остальное необходимое», — сообщает иеромонах Геронтий. Тогда же монастырь обнесен был «деревянными кругом стояками». Всего пространства монастырь занимал «3 сажени длины и 16 с половиной саженей ширины».

Собственно о строителе Савватии не известно ничего. О. Геронтий замечает по этому поводу: «Но кто был этот благочестивый старец Савватии, устроивший своим посилием и руками означенный скит на Каменной горе — простой ли инок или священноинок? Летопись не дает нам об этом точных сведений. Быть может, это был один из тех благочестивых ревнителей с простотою и смирением сердца, с безмолвием ума, с отложением всякого житейского попечения, предавшийся здесь уединенной, пламенной молитве и действию Духа Божия, одушевлявшего его Божественное служение: «истинно возлюбивший благолепие дому Господня и место селения славы Его» (Пс. 25, 8)».

Всего просуществовал мужской Савватиевский скит на Каменной Горе около 60 лет. Дальнейшее его существовование пресеклось, как считает о. Геронтий «частью оттого, что не много находилось истинных подражателей и любителей строгого отшельнического уединения, а более от частых нарушений этой желанной тишины неблагонамеренными людьми, укрывавшимися в чаще лесной от преследований правительства, и скит тогда оставался со всеми своими постройками совершенно брошенным на произвол судьбы». По рассказам, дошедшим до отца Геронтия через елецких старожилов, иногда скит, которому Троицкий монастырь уделял весьма мало внимания, пустел настолько, что заселяли его временно, вместо старцев-иноков, бродившие по городу черные старицы или черницы, «вековуши» по-народному…

Именно такая картина и предстала взору новопоставленного епископа Воронежского Митрофана, направлявшегося к месту служения своего через Елец.

Московским собором 1681-1682 годов учреждена была Воронежская епископская кафедра. Первым епископом Воронежским стал святитель Божий Митрофан.

В августе 1682 года новопоставленный архиерей Воронежский направился к месту своего служения. Путь его лежал через Елец, который также был включен в состав вверенной его управлению епархии. А потому святитель Митрофан изволил по пути остановиться в городе Ельце, дабы поближе познакомиться с паствой, живущей во втором по величине городе земли Воронежской того времени.

«Ельчане с великою радостью приняли своего архипастыря и густою толпою шли, теснились вокруг него, благоговейно спеша принять святительское благословение. И святитель, приветливо благословляя жителей, заметил тогда в числе мирян, подходивших к нему, черниц-инокинь», — повествует «Историческое описание…».

Из сообщенного ему еще в Москве о епархии, святитель Митрофан знал, что в Ельце официально существует только один Троицкий мужской монастырь, а женских монашеских обителей не имеется. А потому он обратил особое внимание на черничек, задав им ряд вопросов. Особенно интересовало владыку следующее: «Где они имеют свое пребывание? Куда ходят на божественную службу молиться? Чем занимаются? И какими средствами добывают себе пропитание?» На это черницы ответили, что «живут они по мирским домам, так как женской обители в городе нет. Питаются мирским подаянием, а на божественную службу ходят в мужской монастырь Рождества Пресвятой Богородицы».

Так именовали матушки тот самый скит Троицкого монастыря на Каменной горе, который первоначально, по первой деревянной церкви, был посвящен Курской иконе Божией Матери Знамение. За минувшие с основания скита в 1629 году десятилетия здешняя деревянная церковь, остававшаяся единственной, была, видимо, перестроена и к ней добавился придел во имя Рождества Пресвятой Богородицы, ставший главным. Отсюда и разноголосица в наименовании первой обители на Каменной горе: в исторических сочинениях и документах именуется она и Знаменской, и Курской, и Рождественской…

Выслушав стариц-инокинь, святитель Митрофан тогда же сделал устное распоряжение: так как в Ельце, кроме Троицкого мужского монастыря, есть еще практически пустующий мужской скит «на Каменной горе» «с деревянного з нем церковью во имя Рождества Пресвятой Богородицы — Знамения, то этот последний переименовать в женский».

Вот как излагает эти события практически современная им грамота 1685 года: «Преосвященный Митрофан, епископ Воронежский… видя… тех стариц, что оне волочатся по разным церквам и кормятся по мирским домам и живут не по иночески, с великою нуждою; велел им быть в общем жительстве на Ельце в монастыре Пресвятыя Богородицы, а которые были в том монастыре старцы, велел им быть потому во братстве на Ельце в Троицком мужеском монастыре».

А в 1683 году святитель Митрофан формально закрепил свое устное распоряжение, издав указ, определявший, чтобы «монахи, живущие в скиту на «Каменкой горе», немедленно перешли в свой прежний Троицкий монастырь, издавна находящийся на Посаде; а черницы-инокини перешли бы в оный скит». Тем же указом поставлена была на руководство новым монастырем первая настоятельница. Ею, по благословению владыки Митрофана, стала духовно опытная монахиня Иулита, возведенная в сан игумений. Но даже письменный указ правящего архиерея еще не окончательно решал дело. Тем более, что Троицкие монахи отнеслись к инему без должного уважения.

Матушки новооснованной, но Высочайше, царским указом, не утвержденной новой обители жаловались в своей челобитной, «Троицкаго монастыря игумен Иосаф с братиею из того монастыря их стариц сбивает, и землею владеть им не дает, для того, что перевел их в тот, Воронежский Епископ, без… Великих Государей указу— собою».

«И скотину прогнать ни огород для овощу загородить негде», — били челом о своих бедах честные старицы. — «И живут оне старицы в том монастыре с великою скудостию, помирают голодною и студеною смертью и прокормится им и попу и церковным причетникам нечем».

А потому, сообщает о. Геронтий: «Об утверждении сего монастыря женским святитель лично ходатайствовал особым прошением пред Высочайшею Властью».

В середине 1680-годов у кормила власти государства Российского оказались сразу три царственных особы. Формально страной правили цари-братья Иоанн V и Петр I Алексеевичи.

Но Иоанн в делах управления государством не участвовал и пребывал «в непрестанной молитве и твердом посте». Петр в то время имел еще лета младые. А потому реальным управителем росссийских земель была их сестра — царевна Софья Алексеевна. Так что государево пожалование Знаменский Елецкий монастырь получил в 1685 году «От Великих Государей Царей и Великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича и Великия Государыни Благоверныя Царевны и Великия княжны Софии Алексеевны. Всея Великие и Малыя и Белыя России Самодержцев».

«Великие Государи», как гласит текст жалованной грамоты, рассмотрев челобитную елецких инокинь, подкрепленную авторитетом преосвященного Митрофана, епископа Воронежского, приняли решение «велеть и отказать Рождественскаго девичьяго монастыря, что на Каменной горе игуменьи Иулите с сестрами в вотчину их» «ту монастырскую Троицкую землю, на которой тот их монастырь, что на Каменной горе построен». А кроме того, определено было «двадцать четвертей отдать им в девичий монастырь на прокормление попам и церковным причетникам и им старицам». Не забыли и прежних владельцев Каменной горы — Троицких монахов: «а вместо той земли Троицкаго монастыря игумену с братиею 20 же четвертей да в Елецком же уезде из порожних земель, где приищится». Писана была царская грамота «на Москве, лета 7193 (1685), августа в 3-й день».

«Таким образом, утвержденный по благословению и ходатайству святителя Митрофана, епископа Воронежского, и одаренный царскими милостями… женский монастырь на «Каменной горе» продолжал существовать в благоустроенном порядке и возможном изобилии», — замечает по этому поводу отец Геронтий в своем «Историческом описании елецкого Знаменского девичьего монастыря…», по тексту которого и процитирован вышеизложенный документ.

В подтвержение своего предположения о «возможном изобилии», отец Геронтий приводит следующий факт: в старопечатных книгах Миней (февральской и июльской 1696 года), сохранявшихся в Знаменском монастыре, была надпись, сделанная подьячим «Иваном Савельевым Коротневым», о том, что игумения Иулита «мирским подаянием» выменяла эти книги для своего монастыря, «что на Каменной горе». Подобное приобретение в веке XVII «дорого стоило и по редкости печатных книг и по скудности денег».

Но не только «мирское подаяние» способствовало экономическому благополучию новооснованной обители. Еще в 1688 году инокиням Знаменской обители пожаловано было Государевым указом право собирать плату за проезд моста через реку Сосна «под Ельцом», который, силами вотчинников, монастырь должен был содержать в порядке. Тем же указом женской обители «на прокормление» отдан был и перевоз через реку Дон в районе северной окраины современного города Задонска: «против села Мокрого Бояраку под Тешевским селом» — согласно старинным ориентирам. Перевоз этот располагался на довольно бойкой дороге, соединявшей Елец с существовавшей во второй половине века XVII крепостью в селе Мокрый Боярак (современный Ржавец Задонского района Липецкой области), С моста Знаменский монастырь получал по 15-16 рублей в год, тратя на ремонт 3. Содержание перевоза обходилось «рубля по два и больше», а «собиралось рублей 5-6». По тем временам деньги очень приличные.

А потому и не удивительно, что уже первая настоятельница обители — игумения Иулита — «в правление свое приобрела для монастыря известное количество земли; ризницу; богослужебные книги на весь годовой круг; обнесла монастырь частокольной оградой и проч.». Эта «деятельная и всечестная игуменья» управляла Каменногорским Знаменским девичьим монастырем около 15 лет. «Самый монастырь при ней состоял из двух деревянных, не-болыпых церквей и 12 малых келий; в одной из них жила сама игуменья, а в остальных ее сподвижница благочестивых подвигов и помощница в управлении обителью — казначея старица Васса с сестрами. За оградой монастыря находился тогда двор «белого попа» Вукола Андреева, за коим все погорье было покрыто густым чернолесьем и еловым бором».

Как сообщает отец Геронтий, «в 1697 году благочестивая заботливая игуменья Иулита почила о Господе в глубокой старости и погребена (согласно преданию) на Каменногорье в своей обители».

Второй настоятельницей «Каменногорья» стала игумения Капитолина (Каптелина — по документам XVII века). Известен текст «сказки игуменьи Каптелины с сестрами», опубликованный воронежским церковным историком П. В. Никольским в 1905 году. Согласно этому документу, около 1708 года за Елецким девичьим монастырем на Каменной горе по-прежнему числились «20 четвертей в поле, а в дву потомуж», располагавшиеся «под Елецким лесом».

Обитель все также делила землю с еще здравствовавшим в те годы «белым попом Вуколом». Причем, свою часть земельного надела каменногорское сестричество сдавало в аренду за небольшую плату. Тремя четвертями земли из монастырского участка на «Яблоновой поляне» «завладел насильно ельчанин сын боярский Кирилл Целиковский».

Сократилась к началу XVIII века и доходность некогда весьма прибыльных моста через Сосну и перевоза на Мокрый Боярак. В 1702 году «мост починял елецкий воевода, а монастырю от моста отказал» «для приезду государевых всяких полковых припасов и ратных всяких чинов людей». Связано это, видимо, с тем, что в 1700 году дорога из Москвы на Воронеж, проходившая через Елец, получила статус государственного почтового тракта. Что же касается перевоза через Дон, то в «сказке» говорится следующее: «Ныне же доходу малое число… На перевоз идет мало народу, потому что большая дорога идет через перевоз Тешевского монастыря, а здесь дорога залегла». Связано это, в частности, с упразднением находившейся близ Мокрого Боярака (Ржавца) достаточно солидной деревянной крепости. Окончательно утеряв свое военное значение в связи с успехом Петровских завоевательных походов к Азову, Ржавецкий острог был 1 января 1702 года передан адмиралтейцу Ф.М. Апраксину как часть поместья, дарованного царем «за ево многую к нему Великому Государю, верную службу», а затем попросту снесен.

Из-за оскудения внешних источников монастырских доходов обитель вновь стала, как и в первые годы, сильно зависеть от щедрот мирских. «Церковного вина выходит полведра в год, а иное церковное вино дают мирские люди; а ладаном и свечами управляются подаянием от мирских людей, потому что за скудостью купить нечем; питаются, сверх вышепоказанных доходов, от мирских людей подаянием».

Отец Геронтий добавляет, что игуменией Капитолиной «приобретена была от прапорщика Ив. Гриднева возвратным образом по суду, девичьему монастырю земля в двух участках: в Прокопной поляне по Белевской большой дороге 40 четвертей и в другом месте (в Целиковской или Погорелой даче) 11 четвертей». Как видно из этого сообщения, отнятую Целиковским землю удалось все-таки вернуть.

Игуменья Капитолина скончалась в глубокой старости и погребена была в ограде монастыря.

 

Благословением святителя Тихона

Третьей настоятельницей Елецкого Знаменского монастыря «на место Капитолины» назначена была игумения Вера. Окормление женской обителью вверено было новой настоятельнице в годы, когда, как замечает отец Терентий, «Елецкий Знаменский девичий монастырь клонился уже к упадку по причине утеснений и поползновений на захват монастырских вотчин, совершавшихся со стороны недобросовестных лиц».

И в таких случаях нередко приходилось «честным игуменьям сего монастыря защищаться судом и челобитьем, прося Великих Государей оградить обитель от злых притеснителей и обидчиков». Вот и при игумений Вере по ее личному ходатайству в 1706 году проведена была вторая межевая проверка монастырской «владенной» земли, приобретенной еще «предместницей игуменией Капитолиной». По мнению иеромонаха Геронтия, «время управления монастырем Знаменским этою игуменьею можно считать между 1712 — 1730 годами». Окончила дни свои игумения Вера в старости и погребена была «на Каменногорье в ограде монастыря».

Четвертой настоятельницей «на Каменногорье», согласно исследованию иеромонаха Геронтия, была игумения Пелагея.

Она, как сообщается, «отличалась строгостью характера к себе и к другим».

Меж тем автор жизнеописания затворницы Мелании, прославившей впоследствии девичью обитель на Каменной горе, епископ Орловский Макарий (Миролюбов) приводит несколько иной список первых четырех настоятельниц Знаменского монастыря, замечая, в частности, что «предание сохранило нам досточтимые имена настоятельниц старого монастыря, игумений Матроны, Веры, Капитолины и Иулиты». Но труд преосвященного Макария вышел в свет на добрых несколько десятилетий ранее «Исторического описания…» отца Геронтия и, в отличие от последнего, лишь в общих чертах передает историю обители, а потому мы склонны считать более точными сведения, приводимые иеромонахом Терентием, так как основываются они на документах.

Например, из документов явствует, что четвертой настоятельнице, подобно предшественницам, немало сил пришлось положить не только на внутреннее устроение обители, но и на защиту монастырской недвижимости. В 1740-х годах «игумения Пелагея с сестрами» вела тяжбу в Елецкой провинциальной канцелярии с помещиком «Ив. Нащекиным» за учиненный им своевольный захват 11 четвертей монастырской земли.

Но вот наступил год 1764. И «февраля 26 дня» указом Великой Государыни Екатерины II духовные вотчины в России были упразднены, а монастырские крестьяне отобраны в ведомство Государственной Коллегии Экономии.

Часть монастырей была признана штатными, с пожалованием ежегодного небольшого казенного жалованья на их содержание; другая часть осталась за штатом, то есть на своем содержании; наконец, беднейшие монастыри, существовавшие кое-как ранее при земельном обезпечении, были закрыты. В число этих последних и попал Елецкий Знаменский.

Как сообщает П. В. Никольский в «Монашестве на Дону»: «3 апреля 1764 года из Коллегии Экономии последовал указ в Воронежскую духовную консисторию, требовавший определить, какие монастыри следует сохранить в Воронежской Епархии за штатом, на своем содержании». С ответом не замедлили, и 29 апреля, на основании представленного из Воронежа доклада, Св. Синод вынес решение о монастырях Воронежской губернии. Из всех женских монастырей оставлен штатным был лишь один Воронежский Покровский. «Елецкий Богородицкий» в числе прочих также упразднялся «с размещением монахинь по оставшимся в штате монастырям», то есть с переводом матушек в Воронеж. А спасались к тому времени здесь 23 девицы и старицы под водительством игумений.

Но ни епархиальное начальство, ни само елецкое сестричество исполнять столь неприятный для них указ не торопились. Тем более, что один оставленный в штате Воронежский женский Покровский монастырь попросту не мог принять в свои стены оставшихся за штатом монахинь других женских иноческих обителей. Таких черниц оказалось 60, а в Покровский монастырь можно было принять только 4, недостающих по штату.

Управлявший тогда Воронежской епархией святитель Тихон (Соколовский), докладывая об этом Св. Синоду, согласился впредь до нового синодального определения по этому поводу оставить девичьи монастыри «без переводу». Но из Св. Синода никакого разъяснения не последовало. Поэтому женские монастыри, будучи формально упраздненными, «оставались несколько лет в неопределенном положении».

Что касается обители на Каменной горе, то здесь были два храма, чтимых и посещаемых ельчанами. Это могло и далее давать средства на пропитание матушек.

И действительно, Богородицкий Елецкий монастырь на протяжении нескольких лет после секуляризации содержался «без всякого недостатка от всего гражданства и Елецкого уезду от помещиков и своих трудов».

Но попущением Божиим 12 апреля 1769 года в Ельце вспыхнул пожар, почти весь город сгорел, сгорели и многие храмы. Не миновала разбушевавшаяся огненная стихия и женского монастыря на Каменной горе. В пламени сгинули обе старинные уже в те годы, почти полуторавековые деревянные церкви.

Впрочем, послал Господь в тот страшный день гонимым властью, а теперь еще и погоревшим монахиням, великое утешение и знак особой своей милости к этому намоленному месту.

«Испуганные, но заботливые в самом страхе инокини, — пишет о. Геронтий, — с опасностью [для] собственной жизни, успели спасти только некоторую утварь церковную и были свидетельницами, как в обгорелом их святом храме остались целы и невредимы среди пламени три святые иконы: Спаса Вседержителя, Божией Матери «Троеручица» и «Знамения» Пресвятой Богородицы, которая и прежде признавалась чудотворною». Икона же святителя Николая, именуемая Можайскою, найдена была на пожарище расколотой, но не обгоревшей.

Вскоре после случившегося пожара, «по ветхости зданий», монастырь девичий на Каменной горе был все-таки закрыт.

Тогда же распоряжением епископа Воронежского Тихона II (Якубовского), преемника святителя Тихона I (Соколовского), который в то время пребывал на покое в Задонской Богородицкой обители, повелено было оставшимся без приюта штатным монахиням и послушницам из погоревшего Елецкого женского монастыря переместиться в Воронежский женский монастырь, что и было немедленно исполнено. «За каковым несчастным приключением игуменья и монахини переведены в Воронежский Покровский монастырь, находящиеся ж во искусе вдовы и девицы разошлись в разныя места и в свои домы», — приводит строки из документа 1774 года П.В. Никольский.

А вот какими словами завершает о. Геронтий повествование о первом этапе существования Елецкой женской обители «на Каменногорье»: «Остались только на своем излюбленном пепелище две боголюбивые старицы — 60-ти летняя Ксения и 80-ти летняя Агафия, усердные рабы Христовы. Они решились лучше жить под открытым небом, нежели оставить свое согретое молитвенным огнем и воздыханиями сердечными уединение. Так печально закончилось существование Елецкой Знаменской женской обители, что на Каменной Горе».

Но, как гласит предание, оставаясь среди развалин, старицы крепко верили, что рука Господня будет с ними, верили и тому, что Он, Милосердый, восстановит их разрушенную пламенем святую обитель — к славе Пресвятого имени Своего.

Так вскоре и совершилось. Промыслом Божиим по молитвам великих угодников Митрофана и Тихона, святителей Воронежских, «благоугодно было паки возродить оную «яко Финикс», — из пепелища».

Елецкий женский монастырь на Каменной горе, формально упраздненный указом Св. Синода от 29 апреля 1764 года и фактически уничтоженный пожаром 12 апреля 1769, на целых полвека прекратил свое существование. Но не пресеклось подвижническое монашеское житие на опустошенном огнем пепелище.

Старицы Ксения и Агафия, смиренно претерпевая выпавшие на долю их жизненные тяготы, поселились в месте, где еще недавно стоял храм Божий.

Сначала старица Ксения устроила себе и Агафий малую коморочку из уцелевшего от пожара каменного погреба, покрыв его дубовыми ветвями, обмазанными глиной. Внутри сама сложила печь, а из обгорелых досок сделала дверь. «Ив этой импровизированной убогой келий смиренные старицы возносили денно и нощно свои пламенные молитвы Небу, моля Господа и Пречистую Богородицу о восстановлении истребленной огнем их святой обители… Оставаясь тут среди развалин, старицы крепко верили, что рука Господня будет с ними, верили и тому, что Он, Милосердый, восстановит их разрушенною пламенем святую обитель — к славе Пресвятого имени Своего», — замечает по этому поводу иеромонах Геронтий. И вера их подкреплялась утешениями, которые в милости Своей ниспосылал им Господь.

А тем временем весть о беде, постигшей елецких черниц, и о старицах-подвижницах, не пожелавших покидать места, где некогда суждено было им искать спасения, достигла и святителя Тихона, жившего в то время на покое в Задонском Богородицком монастыре. «Услышав о такой тяжкой беде и скорби, постигшей город Елец, отзывчивый на все благое-доброе, великий угодник Божий святитель Тихон, тогда же из Задонска прислал схимонаха Митрофана, посетить скорбящих граждан и нуждающимся подать тайную милостыню, также и на Каменной горе приказал посетить убогих стариц Ксению и Агафию и утешить их упованием на Бога и милостинным подаянием.

Тогда старицы, собрав св. иконы и книги, показывали их схимонаху Митрофану, которого весьма любили и уважали о Господе, как отца духовного. А схимонах Митрофан, от лица святителя Тихона ободрял и утешал их надеждою, что это святое место, избранное Господом для водворения иночествующих, не будет в запустении, но в скором времени обновится благодатью Божию», — сообщает отец Геронтий.

Явлено было старицам-отшельницам и несомненное знамение свыше, весьма укрепившее их в решимости и далее пребывать в трудах и молитвах именно в месте этом, временно опустошенном пожаром, с надеждой на будущее возрождение святой обители.

Вот как излагает происшедшее отец Геронтий: «Однажды ночью старица Ксения вышла по обыкновению из своей подземной келий и, став на месте бывшего храма Божия, в безмолвии долго со слезами молилась и изливала в молитве свою скорбную душу пред Единым Сердцеведцем Господом. Вдруг она ощутила необыкновенное веяние благодати в сердце своем. Объятая благоговейным трепетом и радостью, она стала громко звать сотрудницу свою Агафию. Та немедленно вышла на зов из келий и им обеим представилось чудное явление: озаренный божественною славою, какой-то всадник простер руку на то место, где была сгоревшая обитель, осенил ее благословением и сказал: «Буде имя Господне благословенно на месте сем от ныне и до века». Прибавив к тому, что он мученик Христов Иоанн Воин, стал невидим. Старицы поклонились Господу Богу и прославили святое и великолепое имя Его, веруя, что Ему угодное будет, по человеколюбию и всемогуществу Его будет исполнено. Также и святому мученику Иоанну Воину воздали они честь и благодарение за обещанные им милости Божий и, радуясь о преславном видении, ожидали помощи свыше для возобновления св. обители».

И действительно, к месту, освященному искренними слезными молитвами благочестивых трудниц, благословением пребывавшего в Задонске святителя Тихона, начали собираться искавшие спасения сестры.

Так весною 1770 года уроженка Ельца, девица Матрона Ивановна Солнцева 22 лет, пожившая до того на испытании в Воронежском Покровском женском монастыре, пошла в Елец повидаться с отцом. В Воронеже Матрона обучалась грамоте и золотошвейному искусству и немало в сем преуспела.

По пути Матрона зашла к святителю Тихону в Задонск, дабы принять его благословение. Святитель благословил ей остаться в Ельце на Каменной горе, и предрек, что монастырь тамошний, после разных скорбей, возобновится.

Придя в Елец, Матрона на месте сгоревшего женского монастыря нашла одну только убогую келию, где одиноко жила старица Ксения. Сотрудница и сомолитвенница ее Агафия уже отошла ко Господу. Увидев то, сколь убого житие Ксении, Матрона смутилась. А тут еще, ко всему виденному, старица Ксения рассказала Солнцевой о притеснениях со стороны проживающих поблизости крестьян, бывших прежде монастырскими.

Соседям-землепашцам было вполне достаточно иметь свой приходской храм и скорбели они лишь о его отсутствии. Возобновления монастыря же крестьяне вовсе не хотели, поскольку многие после перевода сестер в Воронеж свободно завладели бывшими монастырскими выгонами и огородами и прочею землею. Так что, по словам старицы Ксении, если бы особая помощь Божия не соблюдала отшельниц, то их и вовсе выгнали бы с пепелища.

Услышав это, Матрона не решилась остаться на Каменной горе, а пошла обратно, в Воронеж. На пути снова зашла в Задонск и объяснила святителю Тихону причину, почему она не осталась в Ельце. «Пощади, батюшка, святитель Христов, — говорила она, — оттуда монахинь перевели всех до одной в Воронеж, а ты, батюшка, меня из благоустроенного монастыря туда выводишь на пепелище! Я еще не старых лет». «Жаль, Матрона, — отвечал святитель, — что ты не послушалась меня и не осталась в Ельце, ты и сама пожалеешь об этом».

Открытое святителем сбылось. По возвращении в Воронеж, Матрона сделалась больна и полтора года пролежала в постели. Признавая в своей болезни наказание Божие за ослушание, она дала обещание, если выздоровеет, все-таки искать спасение на елецком Каменногорье. И вскоре после ее обещания, данного с молитвою, от чистого раскаявшегося сердца, болезнь прошла. Матрона, сопровождаемая послушницею Екатериной Филипповной Уваровой, отправилась в Задонск. Спутница Матроны, уроженка города Липецка, была старше ее годами (1740 года рождения).

В 1772 году, испросив благословение святителя Тихона, поселились матушки Матрона и Екатерина в Ельце на Каменной горе, на месте бывшего монастыря, вместе со старицею Ксениею, которая в это время с помощью Божиею имела уже свою деревянную келию. Тогда же, по просьбе святителя Тихона, елецкий купец Конон Никитич Кожухов выстроил и для Матроны с Екатериною особую деревянную келию.

«Святитель Тихон во время приездов в Елец навещал сестер, руководя советами и наставлениями в духовной жизни. Он же просил елецких купцов благотворить сестрам», — сообщает П. В. Никольский. Основываясь на рукописном житии святителя Тихона, хранившемся до революции 1917 года в церковной библиотеке Елецкого Знаменского женского монастыря, автор жизнеописания елецкой подвижницы, затворницы Мелании, епископ Макарий (Миролюбов) приводит такой случай: «Однажды в зимнее время, за неимением дров, Матрона хотела изрубить половицу и ею истопить печь. Святитель Тихон послал схимонаха Митрофана купить им дров, и он доставил им дрова в такой крайней нужде».

Матушки, избравшие скудное и неуютное житие в руинах сгоревшего монастыря, пользовались уважением весьма многих именитых ельчан, издревле почитавших место это святым и весьма значимым в истории города.

«Жители города Ельца и пришельцы посещали Каменную гору. Немало удивлялись они мужеству отшельниц и всегда желали возобновить святую обитель, и хотя, по расстройству от бывшего пожара, не могли скоро подать единовременную помощь, но с благоговейным упованием на Бога, никогда не забывали тамошних тружениц посильным подаянием милостыни», — так рассказывает об этих нелегких годах владыка Макарий, добавляя, что «почитатели святителя Тихона слушались его благоговейно, принимали его внушения и считали своею священною обязанностью помогать отшельницам».

Пока же на Каменной горе, как о том и хлопотали ранее местные крестьяне, выстроена была «на доброхотные пожертвования» деревянная церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы и Ее честной иконы «Знамение». К церкви тогда же приписан был один штат клириков. В приходе оной числилось 29 дворов и 90 душ мужского пола из Ламской и Черной слобод. Была ново-построенной церкви дана и земля на содержание причта.

Одновременно подавались ходатайства и о возобновлении здесь монастыря.

В прошении, адресованом Святейшему Синоду, елецкие горожане самого разного достатка обещали устроить монастырь «своим иждивением» и ручались, что на содержание обители не потребуется никакой помощи от казны.

Но Синод отказал в этой просьбе, находя, что это будет противоречить указу императрицы Екатерины II от 31 марта 1764 г., которым предписано было «вновь монастырей и пустынь нигде ни под каким видом без особливого Ее Императорского Величества соизволения не строить». Кроме того, согласно свидетельству цитируемых П. В. Никольским материалов архива Св. Синода за 1774 год указывалось, что «оное место за тем приходом и дворами к монастырскому строению и житию монашескому усматривается неприлично».

Тем не менее, возобновленный на Каменной горе храм Божий стал не только приходским для окрестных жителей, но и духовным центром женской монашеской общины, молитвами и попечением святителя Тихона Задонского вновь собиравшейся на Каменной горе.

По старым елецким преданиям, местные крестьяне, с благоговением относившиеся к доброму и «простому владыке», пребывавшему на покое в Задонске, узнав о том, что матушки остаются на Каменной горе с его благословения, прекратили на них всякие гонения.

А «при умножении сестер на Каменной горе, святитель Тихон наименовал тогда бывшую послушницу Воронежского Покровского монастыря вышеупомянутую Матрону Ивановну Солнцеву, как уро- женку елецкую, начальницей Знаменской общины, преподал им правила благоустроения церковного по чину монашескому», — читаем мы в историческом описании Знаменского монастыря, принадлежащем перу иеромонаха Геронтия.

Осенью 1778 года в общину на Каменной горе пришла, ища спасения, юная елецкая жительница, которой тогда «не было еще 20-лет от роду» — Мелания Пахомова. Ей суждено было, многое претерпев, стать истинным украшением процветшего здесь в веке XIX цветника духовного.

Сподобившаяся получить благословение своих первых шагов по стезе узкой от святителя Тихона, завершавшего свое житие земное, Мелания и впредь, Промыслом Господним, не оставалась без должного духовного руководства. Наставления Христа ради юродивого елецкого Каменева, которого святитель Тихон именовал «врачом от помыслов высокоумия», священника Преображенской церкви блаженного Иоанна Борисовича, Троекуровского затворника Иллариона и иных подвижников благочестия не пропали втуне. Как на ниве благодатной, возросло семя Слова Божия в чистой и отзывчивой душе девицы Мелании, которая ныне, по подвигам своим, как равная с равными называется в ряду тех, у кого имя Отца Небесного начертано на челе их… Меж тем вновь управительницу каменногорской общины Матрону Солнцеву постигло духовное испытание. Она стала тяготиться умножающимся числом сестер и растущими заботами по устроению жизни в общине. Все это, по ее мнению, нарушало безмолвную уединенную жизнь и препятствовало жить по наставлениям святителя.

От таких размышлений созрел помысел оставить Каменную гору. Тогда начальница Знаменской общины поехала в Задонск испросить благословения святителя. Но, переезжая Дон на лодке, она едва не утонула и возвратилась обратно, уже лишенная так искушавшего ее помысла.

Епископ Макарий, рассказывая об этом в «Жизнеописании девицы Мелании, затворницы…», приводит также и бытовавшее в Ельце предание, что святитель Тихон по дарованной ему прозорливости провидел случившееся, а потому сам явился на помощь утопавшей Матроне и, выхватив ее из вод Дона, поставил на берегу. А перед тем, выходя из своей молитвенной келий, приказал послушникам согреть самовар, сказав, что придут елецкие старицы и надо обогреть их.

В 1779 году святитель Тихон в последний раз посетил столь любимый им город Елец.

Не преминул тогда же побывать и на Каменной горе. Увидя «население ее цветущее начатками иноческих подвигов, благословил всех и каждую, потом обошел гору, остановился на месте [будущего] храма и назначил тут быть его построению». У городских же властей просил, чтобы отшельницы могли покойно жить на Каменной горе и чтобы никто их не обижал…

Благословение святителя Тихона на постройку каменного храма в указанном им месте уже вскоре подкрепилось значительным пожертвованием денег. Весьма почитавшая святителя помещица елецкого уезда Анна Ивановна Хлусова пожертвовала на устроение каменной церкви во имя иконы Божией Матери «Знамение» 18 тысяч рублей ассигнациями, вручив деньги начальнице каменногорской общины Матроне Солнцевой.

По свидетельству владыки Макария, Матрона Солнцева в те дни «день и ночь пламенно молилась Царице Небесной, призывая Ее всесильную помощь к скорейшему осуществлению заветного желания. Наконец, к радости каменногорских подвижниц, торжественно совершено было по чину церковному освящение предназначенного святителем Тихоном места и заложен был каменный двухэтажный храм в честь Пресвятой Богородицы — честного Ее образа «Знамения». Храм этот вначале представлялся по архитектуре своей столпообразным, с фронтонами и столбами по бокам, об одной главе, увенчанной золотым крестом».

С первых дней строительства сестры, считавшие храм своим и видевшие в нем прообраз будущей обители, неусыпно помогали заботливой начальнице в постройке нового храма: сами носили на плечах своих из-под горы тяжелые камни, сами расчищали землю и рыли бут наравне с рабочими-мужчинами, обжигали кирпич, помогали переносить его из печей на место церковной постройки, сами приносили песок и воду. «Не без удивления смотрели каменноздатели на такие усердные и нелегкие труды монахинь и, из подражания им, сами не смели уже опаздывать на дело свое и успешно производили свою работу. Но не до конца шло так святое дело… Милостивый покровитель Каменной горы святитель Тихон не дождался окончания этой постройки; оплаканный неутешными слезами осиротевших отшельниц, он перешел в вечность 13 Августа 1783 года», читаем мы в «Жизнеописании девицы Мелании, затворницы…».

К сожалению, точная дата закладки храма в доступных на сегодня источниках сведений по истории Знаменского монастыря не называется. Напротив, сведения о начале строительства весьма невразумительны и путанны. Возможно, связано это с тем, что строительство, успешно начатое явно еще при жизни святителя Тихона, по успении его, приносило матушкам лишь огорчения. Как сказано у епископа Макария, «храм, со многими трудами и препятствиями, едва достиг окончания».

Сказалось, в том числе, и неблагожелательное отношение Орловских светских властей к общине на Каменной горе, проявившееся в конце XVIII столетия. Орловское наместничество было создано 21 января 1779 года. В его состав вошел и город Елец с уездом. А 6 мая 1788 года именным своим указом Екатерина II произвела передел епархий в соответствии с новым территориальным делением Российской Империи. На этом основании Святейший Синод указом от 17 мая того же года открыл самостоятельную Севскую епархию, считавшуюся до того Московским викариатством, и передал в ее состав все монастыри и церкви в пределах Орловского наместничества. С этого времени уже не от Воронежских, а от Орловских архиереев, чья кафедра до 1820 года, правда, пребывала не в Орле, а в Севске, стала зависеть дальнейшая судьба Знаменской обители в Ельце. И, возможно, именно епископ Орловский и Севский Аполлос (Байбаков), занимавший кафедру в 1788-1798 годах, спас каменногорскую общину в Ельце от расформирования.

В «Очерках истории Елецкого уезда» Н. А. Ридингера сказано, что в 1795 году «Орловский наместник, приехав в Елец, приказал забрать справки о монахинях (живших на Каменной горе) и указом того же 1795 г. 10 октября за № 24121 велено монахинь разогнать и строения сломать. Но приказание это осталось без исполнения». Матушки были уверены, что очередная беда минула их стороной лишь благодаря небесному о них предстательству святителя Тихона, так много сделавшего для устроения их обители во дни земной жизни своей. Сказалось, конечно, как считает о. Геронтий, и заступничество «других боголюбивых влиятельных лиц».

Попытка управителей Орловского наместничества ликвидировать общину на Каменной горе оставила след в истории не только самим фактом, но и документами, позволяющими составить определенное представление о сестричестве, коим руководила Матрона Солнцева. Как сообщают историки обители, «по спросу Орловского наместничества» в августе 1795 года составлен был «регистр», в который были включены сведения о Знаменской общине. Согласно этому документу, «на Каменной горе, при церкви Знамения Пресвятой Богородицы» «по усердию своему к безмолвию» «жительство имеют 41 старица под управлением начальницы». «Питаются своими трудами и милостынным подаянием».

Проживали «старицы» в 21 келий, или «жилом покое». Все келий числились построенными «собственным коштом». Само же существование общины «в прежде бывшем девичьем монастыре» объяснено позволением « бывших при Елецком экономическом правлении присутствующих: господина полковника Ивана Ивановича Кондырева, подполковника Афанасия Васильевича Чикина, выполнивших просьбу о матушках «бывшего господина Воронежского преосвященного Тихона».

 

Возрожденный попечением ельчан

Прошло еще 10 лет и, наконец, в строящемся каменном храме освящен был первый престол. Произошло это в 1805 году. Полное же освящение храма совершено было 4 октября 1813 года благословением преосвященного Досифея (Ильина), епископа Орловского и Севского.

По освящении храма правящий архиерей принял ряд мер к устроению внутренней жизни общины молитвенниц на Каменной горе по иноческому уставу. Так, по его настоянию, начальница общины — Матрона Солнцева — приняла постриг.

Как сообщает епископ Макарий: «Матрона, по указу из орловской духовной консистории, вследствие резолюции Орловского епископа Досифея 1815 года, ездила в Севский Троицкий женский монастырь и там приняла рясофорное пострижение с именем Маргариты».

Епископ Орловский и Севский Досифей (Ильин), освятивший в 1813 году году новопостроенную каменную церковь с главным престолом во имя Курской иконы Божией Матери, именуемой «Знамение», неспроста два года спустя особой резолюцией определил управительнице Каменногорской общины Матроне Солнцевой, формально остававшейся в мирском звании, принять монашеский постриг. Дело в том, что попечением правящего архиерея и хлопотами ельчан появилась возможность наконец-то возобновить некогда упраздненный Знаменский девичий монастырь в Ельце. А значит, надо было соответствующим образом приуготовить к этому девичью общину Каменной горы.

Как раз в 1815 году «Елецкий градский голова купец Иван Васильевич Шапошников с прочими елецкими почетными гражданами от дворян купцов и мещан, числом до 64 человек, подали прошение на имя Его Преосвященства преосвященного Досифея, епископа Орловского и Севского и Кавалера, в коем они…» просили правящего архиерея поддержать перед Синодом их прошение о возвращении статуса монастыря общине молитвенниц, подвизавшихся на Каменной горе.

Просьбу свою знатные люди елецкие аргументировали тем, что община из вдов и сирот «ради безмолвной жизни», собравшаяся на месте сгоревшего некогда, а потому и упраздненного монастыря, стала весьма велика числом.

Вокруг все еще числящейся приходской церкви на Каменной горе к тому времени выстроено было более 40 келий, в которых спасались от суеты мирской «человек до 60». Но главное: «они все руководствуются по единодушному согласию правилами прочих монастырей, снискивая пропитание как своими рукодельями и другими полезными занятиями, так паче усердным благотворением Елецких жителей».

Обещали просители не оставлять каменногорских матушек благотворением и далее. Так, сам И. В. Шапошников дал обязательство внести на счет будущей обители около 12 тысяч рублей серебром. Прихожан же с Каменной горы авторы прошения рекомендовали приписать к располагавшейся поблизости Христорождественской церкви.

И 31 января 1816 года последовал указ Орловской духовной консистории за № 88, запрашивавший от Елецкого духовного управления официального подтверждения того, что сообщалось в прошении «мирян». Затем последовало «выправление» необходимых «бумаг», временно приостановившееся из-за смены правящих архиереев. 22 июля 1817 на кафедру Орловскую и Севскую поставлен был поставлен епископ Иона (Павинский). При нем и был фактически окончательно решен вопрос о возобновлении Знаменского монастыря.

В «1818 году, — как сообщает о том иеромонах Геронтий, — от разносословных почетных жителей города Ельца — за собственноручным их подписом последовала о том официальная просьба в Св. Синод, который тогда же, чрез господина Министра Духовных дел и народного просвещения, всеподданнейше поверг при своем докладе прошение ельчан на всемилостивое воззрение Всепресветлейшего Державнейшего Великого Государя императора и Самодержца Всероссийского Александра Павловича». К прошению прилагались справки, собранные «Синодом посредством Орловского епархиального и гражданского начальства по сему предмету».

Из этих документов следует, что деревянная церковь Рождества Богородицы, сооруженная на пожарище в 1771 году, возможно, была упразднена с началом богослужения в строившемся каменном храме. Хотя еще и стояла неразобранной. Приложенные к направленной в Синод просьбе справки упоминают на Каменной горе лишь Знаменскую «приходскую церковь» с тремя приделами и колокольней «каменнаго здания». Причем, уже полностью строительством завершенную. «Оная церковь состоит в твердости; церковным благолепием довольно украшена; священноцерковнослужительскими облачениями, книгами и утварью церковного снабжена неоскудно; и покрыта железом».

«Под церковью и под кельями земли одна десятина 219 квадратных саженей, — цитирует далее не сохранившиеся до наших дней документы о. Геронтий. — Келий устроено 46, а живущих в них разного звания вдов, девиц и сирот находится 117, и из коих многая имеют от своих начальств увольнения и в том числе показаны четыре монахини; препятствий от гражданскаго правительства к учреждению на сем месте женскаго монастыря не оказалось».

На содержание будущего монастыря купцом Шапошниковым к тому времени уже внесены были в сохранную казну Московскаго воспитательнаго дома на вечное обращение 38 тысяч рублей ассигнациями (почти те самые 12 тысяч серебром, в пересчете по курсу). Деньги были положены с расчетом, что проценты с них составят 1900 рублей в год и дадут возможность выделять на содержание двух священников и двух причетников 600 руб., а остальные «обращать на содержание монастыря». Сверх того другие купцы согласны были «внести в пользу того же монастыря 1745 рублей, когда потребуется».

Руководство Орловской епархии, поддерживая обращение к Синоду и Императору, обращало внимание на то, что женских монастырей 3-его класса на подведомственной кафедре территории имеется всего два, в Орле — Введенский, да в Севске — Троицкий. Причем, на их содержание казна тратит ежегодно около 900 рублей на каждый. Таким образом, выделенного Шапошниковым для обители такого класса будет более, чем достаточно. Подводя итог, Орловская духовная консистория замечала, что считает все вышеперечисленное «довольным основанием к восстановлению женскаго монастыря», и для лучшаго «в душеспасительной жизни устройства и призрения вдов и девиц, полагает учредить сей бывший Елецкий монастырь по-прежнему и в нем иметь монашествующих такое число, какое положено в третьеклассных женских монастырях, т. е. 17, с производством… жалованья из числа процентов со внесеннаго капитала».

Синод против предложенного также возражать не стал, указав быть на Каменной горе «штату монахинь… согласно с предположением Орловскаго Епархиальнаго начальства, положеннаго в третьеклассных женских монастырях, т. е. Игуменье, Казначее и 15 монахиням; существовать оному на праве общежития». А вот 1900 рублей Синодом были распределены не совсем так, как предполагали ельчане. «Имеющим быть при церкви сего монастыря двум священникам и двум причетникам определить в жалованье 900 рублей, из коих по 300 рублей получать священникам, а по 150 рублей — причетникам, так как при церкви других выгод, содержание их обезпечить могущих и даже земли не имеется». «Остающиеся затем проценты со взнесеннаго в сохранную казну капитала — 1000 рублей — обратить на содержание и в пользу общежития монастыря по распоряжению игумений».

Государь-император находился в то время за рубежом, в Италии. Туда, в Верону, и были доставлены документы по Знаменскому монастырю. Ознакомившись с ними, Государь начертал: «Быть по сему. Александр. Верона, октября 28, 1822 года».

А 18 декабря того же года, за № 7524 вышел указ Святейшего Синода, сообщавший о возобновлении Елецкого Знаменского девичьего монастыря как общежительного, 3 класса.

Претворять в жизнь положения этого указа довелось уже епископу Орловскому Гавриилу (Розанову), вступившему на кафедру 18 сентября 1821 года.

Указом Орловской духовной консистории от 26 Марта 1823 года за № 850 настоятельницею нового монастыря была назначена игумения Глафира (Таранова). Что же касается рясофорной монахини Маргариты (Солнцевой), управлявшей общиной ранее, то, как замечает епископ Макарий, игуменский жезл не был ей вручен «по старости ее лет». Но, по открытии монастыря в г. Ельце на Каменной горе, была она удостоена пострижения в мантию, «с переименованием Олимпиадою».

Иеромонах Геронтий также сообщает, что: «преосвященный епископ Гавриил, избрав по своему усмотрению в Орловском Введенском женском монастыре более достойную по духовной жизни и опытную в житейских делах монахиню Глафиру, находившуюся до сего в должности казначеи означенного монастыря, озаботился немедленно послать оную с производством ее в сан игумений в новоучрежденный Елецкий Знаменский девичий монастырь».

Игумения Глафира происходила из семьи орловского посадского человека Феодора Таранова. Родилась в 1763 году, во святом крещении наречена была Гликерией. В монашество с именем Глафиры пострижена 8 мая 1804 года в Орловском Введенском девичьем монастыре. Проходила клиросное послушание. В 1812 году была назначена на должность казначеи Введенского монастыря. К моменту назначения в Елец уже имела и опыт настоятельского управления, так как с 15 марта по 14 июля 1821 года, за болезнью настоятельницы — игумений Анисий, управляла Введенским монастырем.

При переезде в Елец игумений Глафире разрешено было взять с собой «пожелавших» матушек из Введенской обители. И с ней «выехали из Орловского Введенского в Елецкий Знаменский девичий монастырь девицы: Матрона Иванова, Татьяна Игнатова, Дарья Никифорова, Надежда Осипова и вдова Мария Иванова, дочь Савушкина».

По прибытии же на место назначения велено было новопоставленной настоятельнице «взойти самым бдительнейшим образом в рассмотрение состояния всех тех жен и девиц, живших доныне на месте учрежденной обители и отрапортовать которыя из них найдутся желающими тут остаться и притом и достойны». А также — «из числа сестер, уже указом определенных, избрать с общаго согласия казначею и на утверждение представить». Но из сестер, бывших на Каменной горе, подобрать подходящую ответственной должности, видимо, не удалось и 31 декабря 1823 года Знаменской казначеей, указом Орловской духовной консистории № 3985, назначена была монахиня Анфия, переведенная из Севского монастыря.

С открытием штатного монастыря на Каменной горе здесь установилось церковное чиноположение, сложилась определеннее и самая иноческая жизнь. Были совершены первые постриги. Согласно Высочайше утвержденному 28 октября 1822 года штату, определено было Знаменскому монастырю 17 мест — 15 монахинь, казначея и игумения.

И первой заботой игумений Глафиры, как сообщает отец Геронтий, было «придать вид благолепия и внушительности взамен господствовавшей здесь во всем крайней простоты и недоконченности ». Вместо обветшавшей деревянной начали строить вокруг обители новую каменную ограду «с башнями по углам и воротами по сторонам». Для ограды этой елецким купцом Ходовым было пожертвовано в монастырь 10 000 кирпича. Тогда же на западной стороне заложена была новая колокольня со святыми вратами под аркой.

Настоятельной необходимостью была и разборка в конец обветшавшей старой, после пожара поставленной, деревянной церкви во имя иконы Божией Матери «Знамение». «Само собой становится понятным, что такое сложное дело, как устроение внутреннего и внешнего благоустройства св. обители, требовало… немало зрелых соображений, нравственных сил и материальных способов к довершению» — замечает по этому поводу о. Геронтий.

К сходным выводам пришло и епархиальное начальство, ознакомившись с состоянием дел на месте. «Преосвященный Гавриил, епископ Орловский и Севский, обозревая свою Богоспасаемую епархию и бывши в г. Ельце, нарочито посетил между прочим и новооткрытый Знаменский девичий монастырь — на Каменной горе», — сообщает нам «Историческое описание…». Владыка усмотрел немаловажные неисправности и обветшалость в зимней церкви. Ему не понравился также и «фасад только что оконченной кладкою колокольни, как несоответствующий месту». Игумений Глафире велено было немедленно «разобрать оную до основания». Как явствует из дальнейшего, колокольня, видимо, была построена из-за скудости наличных средств, действительно, слишком уж неказистой.

То, что требование архиерея было не просто начальственной придиркой, а именно попечительной заботой о лучшем устройстве нового монастыря, свидетельствует указ Орловской духовной Консистории за № 5122, подписанный епископом Гавриилом в 1827 году. Епархиальное управление взяло на себя заботу об исходатайствовании из Орловской строительной комиссии новых планов и проектов фасадов «как для постройки новой, более приличной колокольни, а равно — и для возведения в обители других необходимых зданий служб». Ввиду же «материальных недостатков и затруднительного положения дел в обители, благожелательный архипастырь пригласил тогда добрых елецких граждан участливо содействовать благоустроению ее посильными своими благотворителями».

Более того, «ввиду таковых трудностей», преосвященным Гавриилом, епископом Орловским и Севским, указом Орловской духовной Консистории от 25 Октября 1827 года за № 4533, предписано было игумений Глафире: «Принять ей в помощь для управления своего бывшую начальницу монахиню Олимпиаду, к которой граждане елецкие не малое имеют доверие, и совместно с тою производить в обители исправление как церкви Божией, так и всего того, что к ней и к обители относится».

И следующий архиерей — Никодим, назначенный на Орловскую кафедру 15 июля 1828 года, не оставлял попечения о созидающемся в Ельце женском монастыре на Каменной горе. Так, он однозначно принял сторону каменногорских инокинь в конфликте их с экономическими крестьянами, жившими на Каменной же горе за «сухим лучком». Противясь сооружению новой ограды вокруг монастыря, крестьяне, привыкшие пользоваться долгое время остававшимися здесь «ничейными» землями, «не допускали даже нанятых рабочих людей» к работе по возведению ограды. На рапорт об этом игумений Глафиры последовал указ Орловской духовной Консистории от 5 ноября 1829 года за № 4533 с просьбой к Орловскому гражданскому губернатору защитить матушек от мирских обидчиков. И дело было благополучно улажено.

А спустя два года по разрешении в пользу обители всех печальных обстоятельств пришли к концу дни земной жизни благословленной святителем Тихоном первоустроительницы нового Каменногорского женского монастыря — блаженной монахини Олимпиады.

Скончалась она мирно 3 сентября 1831 года, пожив богоугодно 82 года. Могила старицы Олимпиады находилась против главного алтаря церкви Знамения Пресвятой Богородицы. На гробницу была положена чугунная доска с надписью: «Здесь покоится прах монахини Олимпиады — основательницы, впоследствии Начальницы, сего Елецкаго женскаго монастыря, родившейся 1748 г. 25 марта, а Божиею волею умре 1831 г. 3 сентября в 5 часов утра; жития ея было 82 года 5 месяц, и 7 дней; в монастырь поступила 22 лет, из рода Елецких граждан Солнцевых».

Уход в мир иной матушки Олимпиады, пользовавшейся большим и искренним почитанием со стороны земляков-ельчан был серьезной потерей для игумений Глафиры. К счастью оставались с настоятельницей единодушные ей сестры и верные помощницы в лице распорядительных монастырских казначей, последовательно занимавших эту должность: Анфии, Македонии и Анатолии. Причем, монахиня Македония из Севского Троицкого монастыря проявила себя столь деятельной, что в 1831 году переведена была обратно «из Знаменского Елецкого в Севский женский монастырь настоятельницею, с посвящением ее в сан игумений».

Духовным же центром обители была скромная, даже убогая келия старицы Мелании, спасавшейся здесь с осени 1778 года. В ночь на 11 июня 1836 года окончила строгую, подвижническую земную жизнь свою затворница Елецкого Знаменского монастыря Мелания. Матушка Мелания, неоднократно ходившая в Задонск за благословением к святителю Тихону, как рассказывает предание, в Задонске же получила пострижение в схиму с именем Миропии. «Ее жизнь и наставления были того же духа, каким был проникнут Задонский отшельник: она не только учила богоугождению, но и посылала избранные натуры для деятельного служения ближним», — замечает по этому поводу П. Б. Никольский.

А в году следующем подошло к концу и четырнадцатилетнее управление монастырем Знаменским благочестивой игуменией Глафирой. За эти годы выстроена была здесь большая каменная трапеза, расширившая Знаменский храм. В нижнем этаже ее была устроена теплая церковь «о двух престолах». «А до того времени на Каменной горе не было теплой церкви, — особо подчеркивает о. Геронтий, — и многотерпеливые труженицы во время зим слушали все службы церковные в холодном храме».

Игумения Глафира была уволена от должности настоятельницы в 1837 году, «вследствие ее прошения, по болезненной старости… с дозволением иметь жительство на Каменной горе». Усердием елецкого почетного гражданина Русанова здесь была ей построена собственная келия, и от него же ей оказывалась помощь на содержание. Сообщается, что «перед кончиною своею игумения Глафира два года провела на покое, в молитве и терпении разных скорбей, и Господь воззвал ее от временных страданий на вечный покой 26-го декабря 1839 года».

Скончалась игумения Глафира на 76-м году от рождения. Тело ее погребено было на правой стороне Знаменского храма, за алтарем придела в честь святителя Димитрия Ростовского. Гробницу, как тогда было принято, увенчала чугунная доска с надписью: «Усердием Елецких граждан возложена над гробом первой игумений Глафиры в память ее благочестивой кончины, доброты, кротости и терпения в жизни. Настоятельствовала с 25 Марта 1823 по 26 Марта 1837 г.». «Благочестивая жизнь игумений Глафиры, кротость нрава и миролюбивое ее управления незабвенны для тех, кто знал ее», — сказано в «Историческом описании…» Каменногорской обители.

По увольнении на покой первой игумений Глафиры, в 1837 году, в Елецкий Знаменский женский монастырь поставлена была настоятельницей с производством в игумений насельница Севского Троицкого женского монастыря монахиня Павлина.

Новопоставленная игумения была уроженкой села Лугань Севского округа. Происходила из духовного звания, будучи дочерью причетника И. Л. Толстого. Во святом крещении имя ее было Пелагея. Монашеский постриг приняла 11 июня 1821 года в Севском Троицком девичьем монастыре с именем Павлины.

И с 1837 по 1867 год Елецкая Знаменская обитель пребывала под управлением «умной и бдительной игумений Павлины».

Как сообщает отец Геронтий, она «в течение тридцатилетнего своего управления довершила все то, что Промысл Божий предначертал быть к пользе и благоустроению юной обители». Прибыв в Елец, новопоставленная настоятельница, «истребовав новые планы и фасады от строительной губернской комиссии, приступила к окончательному довершению собственными способами всего того, что было уже отчасти начато ее предместницею». Ведь, благословляя игумению Павлину на настоятельское служение в Ельце, Орловский епископ Никодим особенно обратил ее внимание на необходимость скорейшего устройства недостроенной каменной ограды вокруг монастыря и введения в нем более строгих правил, по чину монастырскому.

Уже в 1837 году оштукатурена была заново внутри нижняя теплая церковь. А в правом ее приделе постановлен был новый деревянный украшенный резьбой и позолотой иконостас, устроенный усердием купеческой жены Е. В. Хомовой. В следующем, 1838 году, 23 апреля, придел этот был торжественно освящен настоятелем Елецкого Троицкого мужского монастыря архимандритом Флавианом во имя святителя Христова Митрофана, Воронежского чудотворца.

По завершении работ в теплой церкви начат был капитальный ремонт главной летней трехпрестольной Знаменской церкви с ее трапезного. Тогда же для обновляемой церкви приобретены были сребропозлащенные священные сосуды, ковчеги, Евангелия, напрестольные кресты, ряд икон, парчовые облачения клира и прочее, необходимое для благолепия богослужения. Узнав об этом, помещица Елецкого уезда Е. И. Тарасова 5 марта 1844 года пожертвовала в Знаменский храм икону «со вделанным в средину ее животворящим серебряным крестом, в коем имеются частицы мощей разных святых угодников Божиих». И далее, как принято было в то время на Руси, работы велись как на собственные средства обители, так и при активном участии доброхотных жертвователей.

В 1844 году достроена была вокруг всего монастыря каменная ограда «в 9 аршин вышины», с четырьмя башнями по углам и с «въезжими воротами с трех ее сторон». По замечанию отца Геронтия: «Особенно превосходно устроен с южной стороны монастыря, в виде широкой лестницы с перилами, каменный сход с горы к святому колодезю монастырскому, дающему превосходную воду».

С почитанием этого исходища вод благодатных связано монастырское предание, приведенное в «Жизнеописании девицы Мелании…» епископом Макарием: «затворник Иоанн [Сезеновский] присылал на Каменную гору своего послушника просить себе для исцеления от болезни воды из монастырского колодезя. Уважая его просьбу, игумения Павлина сама ходила почерпать воду из колодезя и отослала ему».

Тем временем трудами и молитвами насельниц, помощью благодетелей работы продолжались. Стены Знаменского храма и внутри, и снаружи были оштукатурены. Полы перестлали заново и покрасили. В главном алтаре обветшалый иконостас был заменен на «новый, столярной работы, золоченый с резьбою». Одновременно и в боковых двух приделах иконостасы были «поновлены». Сменили и кровлю летней церкви, перекрыв храм листовым железом, окрашенным впоследствии «медянкою на масле». Главный купол Знаменского храма увенчал укрепленный на яблоке золоченый крест. Такие же кресты были установлены и «над фронтонами с трех оконечностей верха церковного».

Наконец, после 1854 года все работы были завершены и в обновленном храме, как сказано о том в «Историческом описании…», совершено было положенное по чину церковному малое освящение. Главный престол вновь посвящен был честной иконе Пресвятой Богородицы «Знамение». Правый придел освятили во имя святителя Христова Димитрия Ростовского, а левый — во имя преподобного Варлаама Хутынского. В приделе этом пребывала и чтимая ельчанами икона преподобного, содержавшая частицу мощей святого. А с 1861 года придел этот посвящен был также и новопрославленному святителю Христову Тихону, епископу Воронежскому, чудотворцу Задонскому.

Увенчало масштабные труды по благоустройству Знаменского монастыря на Каменной горе возведение «в западной стороне», на самом возвышенном месте, «прекрасной архитектуры каменной, с тремя пролетами колокольни, со шпилем из белой английской жести, увенчанным золотым яблоком и крестом».

Сооружение колокольни завершено было в 1861 году. Под колокольнею, в арке, устроены были святые ворота, чрез которые, по свидетельству отца Геронтия, и выходили следовавшие вкруг монастырской ограды «в положенные уставом дни крестные ходы».

Как сообщают елецкие краеведы В. Горлов и А. Новосельцев, известно, что «часть стен и колокольня монастыря» строились по проекту, подписанному петербургским архитектором И. И. Шарлеманом «в 40-х годах XIX века».

Привлечение столь славного на Руси архитектора, автора первоначального проекта храма Христа Спасителя в Москве, многих столичных и губернских храмов, свидетельствует о том, сколь большое попечение имела игумения Павлина об устроении вверенной ее руководству обители.

Колокольня на Каменной горе, видимая со многих точек Ельца, стала одним из архитектурных его центров. Отдаленных городских окраин достигал благовест монастырской звонницы. На колокольне, к моменту составления отец Геронтием «Исторического описания…» было 10 колоколов «разных размеров и весу», размещенных в верхнем ярусе. Главный колокол имел вес 179 пудов. На нем была следующая надпись: «Колокол этот отлит на чугунолитейном заводе братьев Криворотовых в г. Ельце, при Благочестивейшем Государе императоре Александре II, 1862 г. Ноября 20 дня, старанием игумений Павлины, по благословению преосвящ. Поликарпа, епископа Орловского и Севского». На поверхности колокола изображены были икона Божией Матери «Знамение», святители Христовы — Николай Мирликийский, Митрофан Воронежский и Тихон Воронежский, а также — преподобный Варлаам Хутынский. Второй по размеру и голосистости колокол имел вес 60 пудов. Как и первый, отлит был в Ельце на средства «доброхотных дателей», но более чем двумя десятилетиями ранее — 31 августа 1838 года.

Искусны были монастырские звонарки. Вот что записал побывавший в Ельце очевидец: «А уж и колокола у нас! В театр не надобно. В институте была, в оперу ездила, но куда же опере!…

Нашему звону все монастыри в округе завидуют. Чистый, громкий, истинно металл славу Господу свидетельствует!».

Серьезные изменения претерпело в 30-летнее управление игуменией Павлиной благоустройство внутренней территории обители. От церкви и до келий игуменских выложены были плитами из цокольного камня широкие дорожки. Самые келий настоятельские были отремонтированы, а кроме того «выстроены были и другие необходимые здания и экономические службы, покрыты все железом и окрашены масляной краской». Укрепилось и имущественное положение монастыря.

В 1854 году с Высочайшего соизволения, приобретено монастырем от казны 100 десятин «в Вотковской даче». А в 1866 году 12 февраля старанием игумений Павлины, «с разрешения министра Государственных имуществ, еще отрезано было из казенных дач 50 десятин земли, находящейся в Злобин-Воргольской даче Елецкого уезда ».

Как справедливо указывает на то отец Геронтий: «Монастырь Знаменский как внутренним своим чиноположением, так и внешним благоустройством весьма много обязан старательной и благожелательной досточтимой игумений Павлине».

И труды настоятельницы Каменногорья незамеченными не оставались. «За ревностное, долгое и полезное служение обители Знаменской» игумения Павлина по указу императора награждена была наперсным крестом.

Но, за заботами о внешнем обустройстве обители игумения Павлина не оставляла забот и о главном — внутреннем, духовном, устроении иноческой женской общины. «Она примером своей благочестивой жизни сумела воспитать духовно вверившихся ее мудрому водительству к вечной жизни сестер, а с тем вместе сумела возвысить дух и положение самой Каменногорской обители, в среде которой благим светочем горела она, и навсегда оставила по себе добрую и незабвенную помять», — такими словами заключает рассказ о 30-летнем управлении игумений Павлины историк Знаменского монастыря.

В монастырской библиотеке до революции бережно сохранялась рукопись под названием «Скитский Патерик». Эта объемистая книга «в лист большого формата», писанная церковно-уставным шрифтом «с киноварью», была одним из плодов долголетнего собственноручного труда игумений Павлины, даже в редкие часы свободные от молитв и забот по управлению монастырем не позволявшей себе пребывать в праздности. Каллиграфически переписывая душеполезные книги, игумения Павлина, видимо, дарила их на молитвенную память благотворителям Знаменского монастыря.

Так, на заглавном листе книги, сохранявшейся в Каменногорской библиотеке, между виньетками имелась надпись: «Сия книга «Патерик Скитский», словеса душеполезные Препод. Отец и Богоносных мужей, списана с настоящей печатной книги рукою грешной старицы Павлины. 1835 года». Из прочих пояснительных надписей следовало, что дарована была эта книга «благочестивому мужу Ивану Семеновичу Ильину», а спустя многие годы, в память о почившей игумений Павлине, 17 февраля 1870 года вновь возвращена в обитель И. С. Ильиным, 2-й гильдии купцом из города Рузы.

 

Завершая век XIX

Год 1867-й стал завершающим в «долгом и изобильно плодоносном» управлении обителью игуменией Павлиной.

Потрудившись со всем усердием на пользу вверенного ее попечению Каменногорского Знаменского монастыря ровно 30 лет, расстроив свои физические силы, игумения Павлина с разрешения епархиального начальства уволилась на покой от должности настоятельницы, «чтобы в уединении вполне приготовить себя к исходу в вечность».

На место ее указом Орловской духовной консистории от 23 февраля 1867 года назначена была игумения Клеопатра.

Новая настоятельница Каменногорья, урожденная Головачева, происходила из дворянского рода. Вступила на путь иноческий по благословению старца Глинской пустыни иеросхимонаха Анатолия (Скубырина), называемого благоговейным (память — 30 ноября).

Когда она была в миру девицею, то посетила келию иеромонаха Амфилохия (таково было имя о. Анатолия до принятия им схимы), коему, как умудренному опытом жизни и подвигов, вверенно было исповедовать посещающих пустынь богомольцев. Выслушав юную дворянку, старец сказал: «Тебе надо идти в монастырь, благословляю быть монахиней и игуменией в том же монастыре». И слово прозорливого подвижника исполнилось. С 1844 года пребывала Головачева на послушании в Севском Троицком девичьем монастыре, где 7 августа 1856 года и была пострижена в монашество. Уже через 2 года здесь же возведена была в сан игумении. А спустя еще 4 — пожалована наперсным крестом за ревностное и полезное служение.

Но слабо тело человеческое… Болезни стали одолевать игумению Клеопатру. И в 1866 году она переведена была на покой в Брянский Петропавловский девичий монастырь. Откуда, после поправки здоровья, согласно указу преосвященного Поликарпа (Радкевича), епископа Орловского и Севского, она и отправилась в Елец весной 1867 года.

В помощь новой управительнице учрежден был совет обители. В этот совещательный орган помимо самой настоятельницы входили казначея и четыре старших сестры. Наблюдение же за делами Знаменского монастыря поручено было настоятелю Елецкого Троицкого мужского монастыря архимандриту Флорентию, который и определен был «благочинным над женскою Елецкою обителью».

Как сообщает отец Геронтий, игумения Клеопатра «вступив в правление вверенной ее попечению обители… усмотрела, что многие из прежних построек монастырских от времени значительно уже пообветшали и требовали неотложной поправки. А потому, испросив разрешение у епархиального начальства [рапорт от 23 мая 1870 г. — Л. М.], матушка Клеопатра с помощью Божиею немедленно приступила к исправлению обветшавших и к возведению в обители новых, вызываемых необходимостью… зданий».

Забота и внимание игумений Клеопатры, как повествует о том история обители, «прежде всего остановились на летнем храме Божием». Здесь «переправлена была заново обветшавшая светлая галерея над каменным крыльцом, вводящим с западной стороны каменного же лестницею в верхнюю церковь. Потолки и самая железная крыша над галереею были перекрыты; рамы оконные со стеклами поделаны вновь».

Помимо необходимого ремонта, приняты были меры к посильному украшению храма Божиего. Внутренние стены церкви были окрашены масляной краской «под кирпич», а по сторонам западных храмовых врат изображены были святые первоверховные апостолы Петр и Павел, впереди же их — ангелы, «кои в рост человека стоят со свитками в руках, как бы записывающие усердие с к молитве входящих и исходящих из храма Божия».

Но не менее, если не более, внимания уделяла игумения Клеопатра духовному устроению обители, водворению мира и любви меж сестрами. И труды ее здесь напрасными не были. Засвидетельствовал это, например, писатель В. И. Немирович-Данченко, в начале 1870-х годов посетивший ряд российских монастырей и издавший путевые очерки. Вот что довелось услышать ему в Елецком Знаменском монастыре от письмоводительницы Варлаамы: «Да такого монастыря, как наш, в другом месте-то и не найдешь! Потому у нас все по согласию. Един пастырь — едино стадо. Ни противления, ни смуты нет». А причиной тому то, что: «Ангельского характера наша мать Клеопатра. У нас все к ней стремятся, как пчелы к меду!»

Сообщенное писателем подтверждают и документы. Так, когда в 1871 году вновь ослабевшая здоровьем игумения Клеопатра попросилась на покой и получила разрешение епархиального начальства, сестры единодушно тому воспротивились.

Вот как сказано об этом в «Историческом описании…»: «В 1871 году игумения Клеопатра просила об увольнении от должности настоятельницы по слабости здоровья, на что резолюция Его Преосвященства последовала такая:

«По сему прошению игуменью Клеопатру уволить от должности настоятельницы Елецкого Знаменского монастыря с перемещением на жительство в Калужскую епархию, в Казанскую общину. Апреля 19 дня за № 2276». Но вследствие поданного сестрами Елецкого монастыря прошения на имя Преосвященного Макария, епископа Орловского, она оставлена была здесь на должности настоятельницы. На сие резолюция Его Преосвященства последовала такая: «По сему прошению игумению Клеопатру оставить настоятельницею Елецкого Знаменского монастыря с призыванием благословения Божия на продолжение служения сестрам, упросившим ее остаться в Елецком монастыре. Мая 11 дня 1871 года»».

Опорой настоятельнице в благодатных трудах ее по лучшему устроению жизни в девичьей общине были не только опытные монахини, но и совсем молодые, горячность сердец и искренность веры которых позволяли им идти по пути спасения в ногу с умудренными годами старицами.

И первой среди равных на Каменногорье была, пожалуй, в те годы София Иванова, с 1862 года проживавшая в обители в келий, построенной для нее благодетелями.

В формулярном списке за 1868 год о ней сказано кратко: «София Михайловна Иванова, 41 года, определена в монастырь 11 июня 1866 года, облечена в рясофор 11 июля 1867 года». За сухими строками формулярной записи осталось главное, о чем многие узнали лишь после блаженной кончины подвижницы: «Служб церковных не пропускала, знакомых по монастырю не имела и по чужим келиям не ходила; знала только своею келию и храм Божий, благоговейно стояла на молитве и непрестанно оплакивала грехи свои; для бедных всегда была доступна и делила с ними последнюю копейку. Спала она на досках, а подушкой служил камень, покрытый войлочком; жила без прислуги и келию топила только для того, чтобы не замерзнуть».

Следуя стезей монашеской, София Иванова руководствовалась советами святителя Феофана, Затворника Вышенского, с коим поддерживала переписку. И руководствовалась так, как и положено решившему облечься в одежды иноческие — полностью оставив волю свою.

Приводя жизнь Софии в пример одной из духовных дочерей, святитель писал, что из Ивановой, вполне светской девицы, «вышла огневая монахиня». «А все от веры и решения… Ибо решившись однажды, она не ворочалась назад, даже помыслами», — подчеркивает свт. Феофан.

Будучи по тем временам высокообразованной, кроме послушаний по церкви, София исполняла «послушания письменные» по поручению игумений: составляла поверку формулярных ведомостей, переписывала сами ведомости; а главное — собирала сведения о почившей в монастыре блаженной затворнице Мелании. И, думается, пример достойной предшественницы, во всей яркой своей полноте открывшийся Софии из рассказов о великой елецкой затворнице, немало поспособствовал тому, что и она воспылала негасимым пламенем истинной Веры.

Заметим, что обширные материалы, подготовленные Софией Ивановой, в итоге легли в основу написанного епископом Орловским и Сев-ским Макарием (Миролюбовым) «Жизнеописания девицы Мелании затворницы», впервые опубликованного в «Страннике» за 1871 год.

«Пред кончиною же в болезни» София Иванова, до того не дерзавшая, по смирению, принять монашеский постриг, тайно пострижена была в мантию и схиму под именем Магдалины». После напутствования Святыми Таинствами она скончалась 1 апреля 1869 года.

Истек отмеренный Господом срок земного бытия тела огневой монахини, в течение которого она «достигла чего только желала для спасения души своей». И, видимо, совсем не случайно, спустя 8 лет по окончании земной жизни матушки Магдалины, святитель Феофан, один из великих святых мужей XIX столетия, напишет следующее: «Какая живая душа… эта Магдалина! Удержи нет. Такую Бог дал ей благодать!»…

А в 1870 году сестричество обители на Каменной горе прощалось с оставившей мир сей игуменией Павлиной.

Скончалась она 13 июля, «на 73 году жития своего». Погребена была с левой стороны, «у 3-го алтаря» Знаменской церкви. На надгробье опочившей настоятельницы была положена чугунная плита с надписью: «Здесь покоится прах старицы, бывшей игумений Павлины, родившейся 1798 г. 10 октября; сконч. 1870 г. 13 июля на 73 г. от рождения. Управляла обителью с 1837 по 1867 г.».

Спустя еще два года — в 1872-ом, изрядно обустроена была еще одна, до того весьма скромная, могила на монастырском кладбище. Стараниями почитателей над могилой затворницы Мелании на каменном фундаменте поставлен был «решетчатый или сквозной» чугунный памятник в виде малой часовни с дверью. Памятник венчал крест. Внутри «часовни» поставлена было «живописное распятие». Перед этим распятием, по сообщению отца Терентия, и совершались впредь «во всякое время года… панихиды над прахом достоблаженной подвижницы о упокоении души ее со святыми».

Годы 1870-1880-е для Елецкого Знаменского монастыря оказались экономически не самыми легкими. Дававшее многим сестрам верный прибыток кружевоплетение перестало быть доходным из-за того, что не могло конкурировать с организованными местным купечеством кружевными артелями.

По словам одной из инокинь, записанным В. И. Немировичем-Данченко: «Город отбил все. Елецкие кружева теперь в Питер да в Москву шибко пошли, кажется на хлеб бы можно заработать, так нет…».

И такая ситуация весьма неблагоприятно сказывалась на благосостоянии особенно беднейших сестер, лишенных поддержки мирских родственников. Ведь, хоть и совершилось возобновление монастыря в 1822 году указом Святейшего Синода именно «как общежительного, 3 класса», на деле общежитие здесь отсутствовало. Возможно, причиной тому была популярность Каменногорья, число насельниц которого уже в первые годы значительно превышало разрешенные по штату «игумению, казначею и 15 монахинь», общежитие которых финансировалось государственной казной. Потому «сверхштатным» изначально приходилось надеяться только на себя да на помощь Божью и, по воле Его, являемое милосердие людское. Так что были в монастыре сестры богатые, были и бедные, зачастую, существовавшие лишь благотворительностью первых.

Причем, следует особо отметить, что пример благотворительности подавало само руководство весьма небогатой обители. Так в отчете от 4 марта 1873 года Орловского епархиального комитета Православного миссионерского общества сообщается, что «кроме денежных пожертвований в прошедшем 1872 г. в настоящем поступило вещами, чрез настоятельницу Елецкого женского монастыря, игумению Клеопатру: две священнические атласные ризы с серебренным позументом и прочие вещи и деньги».

И в дальнейшем, как сообщает о том отец Геронтий, «всечестная игумения Клеопатра много жертвовала от имени вверенной ее попечению обители Знаменской в пользу нужд отечественных. И эти приношения не остались незамеченными для епархиального начальства».

На рапорте канцелярии епархиального комитета Православного миссионерского общества от 1887 года 10 марта за № 91, об отсылке «по принадлежности» ризничных вещей «на сумму до 200 р.», пожертвованных настоятельницей Елецкого Знаменского девичьего монастыря игуменией Клеопатрой, епископ Орловский и Севский Симеон (Линьков) 10 марта 1887 года поставил следующую резолюцию: «Настоятельнице монастыря, игумений Клеопатре, выразить признательность Комитета за ее пожертвование, и независимо от сего, о пожертвовании ее и объявлении ей признательности пропечатать в «Орловских Епархиальных Ведомостях». Что и было сделано в № 8 «Орловских епархиальных ведомостей» за 1887 год.

Подобно церквам Македонским, о которых говорит во втором послании к Коринфянам апостол Павел, каменногорские сестры среди испытания скорбями преизобиловали радостью и глубокая нищета их преизбыточествовала в богатстве их радушия, ибо были они «доброхотны по силам и сверх сил» (2 Кор. 8, 2-3). А Господь вознаграждал инокинь-благотворительниц изливавшейся на обитель благотворительностью благочестивых мирян.

Елецкий купец В. М. Лавров в 1871 году на северо-восточной стороне монастыря внутри ограды обители выстроил для нужд ее двухэтажный деревянный на каменном фундаменте корпус. Здание было крыто железом и окрашено масляной краской.

В 1879 году елецким купцом, потомственным почетным гражданином Владимиром Хренниковым, пожертвован был монастырю участок огородной земли размером в 1 десятину 800 квадратных саженей. Располагался участок у ограды Елецкого Знаменского монастыря. Как сообщает о. Геронтий, «земля эта укреплена была за монастырем Высочайшим соизволением от 27 сентября 1879 года, в установленном порядке, по дарственной записи». На приобретенном участке устроено было новое монастырское кладбище, где погребались насельницы обители вплоть до начала века XX.

В те же годы крестьянин Рязанцев пожертвовал каменногорским сестрам участок земли, прилегающий к дарованному купцом Хренниковым. «Старательная игумения Клеопатра немедленно обнесла новоприобретенную частицу земли каменной оградой», — сказано в «Историческом описании».

Устроение обители и умножение ее достатка неустанными трудами игумений Клеопатры не остались незамеченными епархиальным руководством, ходатайствовавшим выше о награждении настоятельницы. И 1 апреля 1879 года за многолетнее и полезное служение матушка Клеопатра была «Всемилостивейше пожалована золотым крестом из кабинета его императорского Величества». А 4 августа 1882 года христолюбивая настоятельница удостоена знака Красного Креста за содействие обществу Красного Креста в русско-турецкой войне 1877-78 годов.

В 1880-е годы немало трудов и средств в Знаменском монастыре положено было на поддержание ветшающих зданий и сооружений, а также — на устроение новых, потребных для содержания растущей обители. Ведь по некоторым данным общее число насельниц здесь в то время достигало 400.

В 1881 году с южной стороны монастыря устроены Святые врата, украшенные живописными изображениями «разных святых». Одновременно исправлены были каменные ступени, ведущие по южному склону вниз, к святому источнику. Ступени «на протяжении всей горы были выложены из нового отесанного цоколя, с обводом цокольных же перил или стенок и чугунной решеткой, с двумя фонарными столбами на верху террасы».

А несколько лет спустя пришлось серьезно позаботиться об обновлении летнего храма. Тем более, что посетивший Елецкий Знаменский монастырь в 1885 году преосвященный Симеон, епископ Орловский и Севский, указал настоятельнице на то, что «слишком потемневший летний храм требует поновления».

И летний храм внутри был не только заново окрашен светло-песочного цвета краской, но и расписан постенною живописью, изображающей картины из Священной истории, а также «превосходно украшен орнаментом».

Сохранилось весьма интересное свидетельство, что в притворе, отделяющем трапезу храма, с правой стороны от входа, на стене изображено было видение павшему ниц иеросхимонаху Серафиму Саровскому Божией Матери в золотом венце на главе, окруженной святыми женами. Это — еще одно свидетельство широкого почитания на Руси старца из Сарова задолго до официального его прославления в 1903 году.

Роспись летнего храма завершена была в 1886 году. Причем, второй ярус расписывали художницы из числа инокинь.

Искусство живописи имеющие к тому талант насельницы Ка-менногорья постигали в открытой с 1879 года живописной мастерской. Как сообщает В. И. Немирович-Данченко: «Ученицы здесь оказываются весьма способные. Без всякой предварительной школы пишут. Помогает им некто Вознесенский, из ельчан, болезненный молодой человек, тоже самоучка».

Среди учениц монастырской художественной школы способностями своими выделялись «суровая монахиня» Епифания и юная мастерица, «полуребенок» Эсфирь. Последняя — дочь директора чугунолитейного завода Холина — отличалась особенными способностями, имела задаток «крупного художника». Этим сестрам, а также и еще четырем, была доверена роспись «верхнего летнего храма» под руководством елецкого живописца П. А. Соколова. Заметим, что Петр Александрович был одним из потомков Филиппа Ефимовича Соколова, племянника святителя Тихона Задонского.

Обновленный трудами строителей и художников летний храм заметно похорошел и радовал взор тех, кто приходил сюда поклониться Курскому образу Божией Матери «Знамение», славному чудесами, не раз явленными с тех пор, как принес его сюда из Курской Коренной пустыни первопоселенец Каменногорья — монах Савватий. Учитывая особое почтение, проявляемое к святому этому образу как сестрами обители, так и простыми ельчанами, с 1884 года «по ходатайству игумений Клеопатры и с разрешения епархиального начальства» установлено было еженедельно совершать по средам в 10 часов утра соборный акафист «пред чудотворным образом Знамения Пресвятой Богородицы». Как сказано в «Историческом описании…» отца Геронтия: «За молебным пением сим возносятся усердные молитвы за царя и за все, иже во власти суть, а с тем вместе поминаются о здравии и о спасении имена благотворителей обители сея и все православные христиане».

Меж тем многие неустанные труды ослабили здоровье матушки Клеопатры. Она ослабела, потеряла зрение. Основные заботы по управлению обителью все больше ложились на плечи верных ее помощниц — казначеи, монахини Смарагды, и письмоводительницы Варлаамы. 27 мая 1888 года за труды на благо обители и Церкви Православной матушки Смарагда и Варлаама удостоены были благословения Святейшего Правительствующего Синода с выдачей соответствующей грамоты.

Варлаама была, как тогда говаривали, «из общества». В. И. Немирович-Данченко пищет: «Кончила курс чуть ли не в Московском Елизаветинском институте», хорошо знала французкий и немецкий. Искушена была в архитектуре, что позволяло обители изрядно экономить на составлении дорогостоящих планов новостроек и реконструкций.

К сожалению, ни отец Геронтий, ни В. И. Немирович-Данченко не называют мирской фамилии письмоводительницы Варлаамы. Но, то, что ее имя исчезает со страниц «Исторического описания…» после 1889 года, позволяет обратить внимание на судьбу бывшей выпускницы Московского Николаевского института Любови Лялиной, в 1881 году поступившей в Елецкий Знаменский девичий монастырь. Пребывала она здесь «на разных послушаниях», в том числе — и на руководящих. И проявила себя столь успешно, что в 1889 году указом Орловской духовной консистории определена была настоятельницей в Ливенский Мариинский монастырь с возведением в сан игумений. В сане этом именовалась она Моисеей, а вот ее имя елецкого периода пока неизвестно. Быть может — Варлаама. Ведь, хоть и называет о. Геронтий письмоводительницу Варлааму монахиней, примеры из жизни Каменногорья показывают, что на эту должность здесь ставили грамотных послушниц. И тогда, при постриге, ей и было дано новое имя. Разночтения же в названиях институтов можно объяснить записью «со слов»…

Позднее игумения Моисея была, настоятельницей Виленского Марие-Магдалинского монастыря. Везде проявила себя управительницей умелой и успешной. « За усердную службу по духовному ведомству награждена была наперсным крестом и грамотою. Имела и еще ряд наград».

А вот состояние управления Знаменским монастырем ввиду того, что настоятельница практически отошла от дел из-за болезни, весьма огорчало Мисаила (Крылова), епископа Орловского и Севского, посетившего обитель 27 августа 1889 года. Преосвященным усмотрено было «много неисправностей, что и побудило сделать некоторые замечания престарелой казначее монахине Смарагде». В итоге указом Орловской духовной Консистории предписано было до назначения новой настоятельницы учредить совет из четырех старших монахинь для управления монастырем.

Указом Орловской духовной Консистории от 18 сентября 1889 года игумения Клеопатра по преклонным годам и расстроенному здоровью была уволена от должности настоятельницы Елецкого Знаменского монастыря на покой.

Столь много потрудившейся на благо обители настоятельнице была назначена пенсия «по 35 р. в месяц до самой кончины», что и выполнялось неукоснительно вплоть до блаженной кончины игумений Клеопатры, последовавшей 25 декабря 1890 года «на 72 году от рождения». Как сообщает о. Геронтий, похоронили игумению Клеопатру близ места погребения предшественницы ее Павлины. На надгробие была возложена «чугунная доска с надписью».

А менее чем через месяц после увольнения на покой настоятельницы Клеопатры указом Св. Синода № 4436 от 13 ноября 1889 года утверждена была в должности настоятельницы Елецкой — Знаменской женской обители бывшая письмоводительница Орловского Введенского девичьего монастыря монахиня Валерия (Тарновская), с возведением ее в сан игумений. И 21 ноября преосвященным Мисаилом (Крыловым), епископом Орловским и Севским, «при богослужении» возведена была монахиня Валерия «на степень игуменства».

Благословляя матушку Валерию на новое служение, владыка Мисаил вручил ей жезл настоятельский и одновременно — указ Орловской духовной Консистории, согласно которому она должна была немедля отправляться в Елец и там, при посредстве казначея Елецкого Троицкого монастыря иеромонаха Димитрия, принять вверенный ей монастырь в свое ведение, «с донесением о сем Консистории».

То, что правящий архиерей особый акцент сделал на немедленном отбытии к месту назначения, было вовсе не формальным канцелярским оборотом.

Личный его визит на Каменногорье несколькими месяцами ранее показал, что Знаменский монастырь фактически остался без управления после того как по весне 1889-го его предшественником наиболее деятельные лица из сестричества были назначены на руководящие должности в иные монастыри епархии. Не случайно отец Геронтий отмечает, что «игумения Валерия при обзоре… вверенного ее попечению монастыря встретила многое, что могло и омрачить душу ее». Но к чести ее духом не пала, а «став на страже дома молитвы и со смирением положившись во всем на промыслительную и крепкую руку Божию, … решилась с терпением продолжать врученное ей Провидением дело».

Исполняя прямое указание епископа Мисаила, новопоставленная игумения организовала работы по переоборудованию верхнего летнего храма в теплый зимний. Настоятельная необходимость этого диктовалась тем, что в холодные месяцы «нижний не мог вмещать постоянно прибавлявшегося числа сестер».

В связи с тем, что первоначально верхняя церковь планировалась и сооружалась именно как неотапливаемая «летняя», эту часть храмового здания пришлось серьезно реконструировать: были «исправлены для этой цели потолки, полы, поделаны зимние рамы и двери, к северной стороне пристроена каменная крытая паперть». Для отопления же значительно расширенного храмового комплекса одних печей уже было мало, а потому пришлось оборудовать самую современную на те годы систему водяного отопления. «В притворе нижней церкви вместо печей поставлен котел и от него проведены чугунные трубы в верхний летний храм, по коим проходит доведенная до кипения вода и тем самым производит в храме нагревание до 16° по Реомюру. Такое благоразумно устроенное отопление не производит никакого угара и дает полную возможность без неприятных ощущений совершать богослужение при многолюдном собрании молящихся во всякое время года», — со свойственной ему обстоятельностью замечает отец Геронтий.

Одновременно с реконструкцией верхней церкви пришлось подремонтировать и нижнюю. Из-за неудовлетворительного отопления и плохой вентиляции храм был закопченный и сырой, «что особенно поразило преосвященного Мисаила при первом посещении его обители Знаменской». И вот нижний храм отделан был заново: «иконостасы промыты и окрашены белою масляной краскою, а стены клеевою светло-желтою». Обновленная нижняя церковь освящена была 13 августа 1890 г., а реконструированная верхняя — 21 сентября того же года.

И тут, думается, стоит особо указать, что, как следует то из сообщаемого отцом Геронтием в «Историческом описании…», преосвященный Мисаил, в отличие от ряда предшественников, явно советовал матушке Валерии заботиться не только об устроении зданий, но и об утешении труждающихся и обремененных. Показательно, что именно в годы управления игумений Валерии Святые врата с южной стороны, «над каменными сходами», были заново расписаны следующим образом: «наверху — большое изображение Знамения Божией Матери, на самых воротах — Господь Иисус Христос, окруженный народом, над Ним надпись: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененный, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28). И для того, чтобы на деле утешить нуждающихся и страждущих, Знаменским сестричеством сделано было немало.

Так, 9 мая 1890 года, отслужив «при многочисленном собрании молящихся» всенощную в монастыре Знаменском, преосвященный Мисаил уделил время беседе с настоятельницей о нуждах обители. В состоявшемся разговоре правящий архиерей, изрядно огорченный имущественным неравенством сестер обители, «изволил высказать непременное желание, чтобы по отделке церкви в день храмового монастырского праздника Божией Матери «Знамение», 27 ноября, была открыта трапеза для бедных и трудящихся в послушании сестер». Игумения, уже убедившаяся сколь скудна казна обители, «от чистого сердца высказала свое горе и малодушество в предначинании». Но владыка тогда же сказал ей: «Веру имейте, матушка, и Господь во всем поможет Вам и благословит все Ваши предначинания». Ободренная словами архипастыря, игумения приступила к делу. И действительно, милосердный Господь послал ей помощь благотворителей. 27 ноября того же года состоялось торжественное, с молебном, открытие трапезы, на которое были приглашены светские власти Ельца и многочисленные ельчане, «питающие искреннее расположение к св. Каменногорской обители».

При сооружении трапезы понадобилось пристроить помещение для кухни, «в котором сделаны все нужные приспособления»; сбоку здания пристроена была широкая лестница для парадного входа в трапезу, а под кухней разместили хлебню. Благословляя выполнение этих работ, преосвященный Мисаил начертал на рапорте игумений такую резолюцию: «Разрешается и благословляется. По молитвам Пресвятой Богородицы, Царицы Неба и земли, да устроится и укрепится, и расширится общая монастырская трапеза для тружениц-молитвенниц».

Одновременно, еще с первых дней пребывания своего в Ельце, игумений Валерии пришлось немало потрудиться над тем, чтобы «исполнить волю епархиального начальства» и открыть при монастыре «на 100 девочек церковноприходскую школу». Школа эта открывалась, чтобы здесь безплатно могли обучаться грамоте и рукоделию «беднейших родителей местного населения юные отроковицы».

Для этой благой цели обитель предоставила под училище добротный монастырский деревянный двухэтажный, на каменном фундаменте дом, крытый железом.

Здание располагалось на южном склоне горы вне монастыря «на последней площадке каменного всхода, близ южных св. ворот». И 30 января 1890 года при Знаменском монастыре торжественно открыта была церковноприходская школа. В этот день в здании школы был совершен молебен с водосвятием перед специально принесенной древней чудотворной иконой Знамение, послужившей основанием обители.

Учителями закона Божия в новооткрытой школе стали священник Николай Невский и диакон Василий Попов из причта монастырского храма, а преподавательниц грамоты и рукоделия назначили из числа монахинь. «Историческое описание…» уточняет: «Игуменья Валерия назначила в учительницы грамоте рясофорных послушниц Фелониду Криворотову [будущую игумению Антонию — последнюю настоятельницу обители, происхлдившую предположительно из стариного рода елецких купцов— А. М.], Варвару Стефанову и послушницу Раису Калинникову, а для преподавания рукоделий — рясофорную послушницу Марию Панову. За ходом науки и порядка вменено в обязанность наблюдать непосредственно, как более сведущей, монахине Мелитоне».

Монастырь взял на себя также и обезпечение школы учебными с пособиями. А в дальнейшем, как отмечает о. Геронтий, помощь бедным ученицам оказывалась «не одними необходимыми книгами, но часто и одеждою и прочим».

Следующим благим начинанием Каменногорской обители было открытие больницы. В 1892 году для этих целей приобретен был за 2500 рублей «прекрасный деревянный дом». Причем, как сказано в «Историческом описании…»: «На покупку здания для больницы тогда же было пожертвовано 1200 рублей особами, пожелавшими скрыть свои имена. Но Господь воздаст им по богатству Своей милости за их доброе произволение».

Побывавший в Ельце 11 июня 1892 года преосвященный Мисаил изволил посетить Знаменскую обитель и в частности осмотрел приобретенное здание, весьма ему понравившееся. Отец Геронтий сообщает: «На рапорт от 27 июня 1892 г. за № 59, резолюция его преосвященства епископа Мисаила последовала такая: «По моему личному осмотру здание для больницы монастырской готово и очень приспособлено. Разрешается открыть больницу; уплату денег за келью для больницы произвести из неокладных монастырских сумм. Епископ Мисаил»».

Открытие монастырской больницы состоялось 26 июля, в день св. великомученика Пантелеймона, «по совершении торжественного молебствия». В крытом железом добротном деревянном здании больницы была палата на 8 пациентов, аптека, «в которой находятся все необходимые медикаменты» и две жилых комнаты для прислуги.

Заведование больницей было возложено на «хорошо понимающую медицину казначею монастыря монахиню Мелитону», назначенную на должность казначеи 2 мая 1890 года вместо состарившейся и немощной Смарагды. Лекарство из больничной аптеки выдавалось всем безплатно. В особо серьезных случаях для консультаций и лечения приглашался врач из города.

Так, к концу XIX столетия в основном закончилось формирование как архитектурного комплекса Елецкого Знаменского монастыря, так и внутреннего его уклада. 11 января 1890 года впервые был поставлен духовник обители — « иеромонах Елецкого Троицкаго монастыря о. Феодосии». «А до этого монашествующие исповедовались у приходских священников».

Что же касается внешнего вида выросшей на Каменной горе обители, то вот какое описание оставил современник: «Все здания внутри монастыря состоят в благоприличном виде, покрыты железом и обнесены палисадниками, в коих растут цветы и деревья, придающие красоту и жизненность каменистой местности. А с южной стороны от города Знаменский девичий монастырь со своими башнями, высокою оградой и широкой каменной лестницей представляет собою как бы вид кремля или какого-то средневекового замка».

Успешные труды руководства обители не остались неоцененными. Настоятельница Каменногорья игумения Валерия была 15 мая 1893 года «Всемилостивейше награждена наперсным крестом». «А деятельная сподвижница ее — казначея Мелитона — получила благословение Св. Синода, с выдачею ей грамоты за особые труды по должности казначеи монастыря».

 

И судили их судьи неправедные

Иеромонах Геронтий, летописец Елецкого Знаменского монастыря завершил своё «Историческое описание…» в 1894 году. Этой датой и ограничиваются наиболее подробные сведения о жизни обители на Каменной горе рубежа веков XIX и XX.

На тот год в стенах монастыря искали спасения 310 насельниц: 254 и 54 монахини, руководимые казначеей и настоятельницей в сане игумений. Их молитвами и трудами, а потом — тех, кто пришёл им на смену, обитель процветала духовно и благоустраивалась в полном благополучии ещё почти четверть века.

К началу XX века елецкий Знаменский девичий монастырь представлял собой большой жилой поселок с двумястами деревянными домами.

Вот как описывает монашеский «городок» на Каменной горе В. И. Немирович-Данченко: «Каждый дом строили не по общему плану, не на один раз для всех утвержденному рисунку, а как хотелось его хозяйке. То узенький, в два этажа, по два, по три окна в каждом, то низенький и длинный, то с высокими, острыми, то пологими крышами. И всякая клетушка чувствует свою соседку локтем. Постаревшие — осесть, покривиться не могут — рядом стоящие крепко держит их под руки. Каждый домик в свою краску расписан: голубые, зеленые, красные, серые, бревенчатые, тесом обшитые — но все с крылечками в наружу, то под пестрым навесом, то совсем простенький. Между ними несколько побольше и пощеголеватее, железом крытые с рядами окон, закрывших свои ставни, точно заснувших, низко опустив веки. Перед некоторыми — палисадники».

До 1914 года обителью управляла игумения Рафаила, сменившая матушку Валерию, а по блаженной ее кончине обязанности настоятельницы возложены были на монахиню Антонию (Криворотову), возведенную в сан игумений.

Но вот грянула революция, а за ней и гражданская война. К власти пришли и утвердились безбожники-большевики.

На Знаменский монастырь обрушились гонения. Формально он был упразднён и в большевистских документах теперь именовался «бывшим».

На деле же поредевшая, но всё же сохранившаяся община монахинь продолжала иноческое житие на Каменной горе. Сохранялась в прежнем порядке и богослужебная жизнь обители. Видя всё это, тем не менее, в славном своею набожностью Ельце коммунисты не прибегли к немедленным насильственным действиям по разгону почитаемой обители, многие насельницы которой были из коренных ельчанок, а действовали как-бы исподволь.

В июне 1918 года попытались обвинить знаменских матушек то ли в соучастии, то ли в сочувствии «Аргамачскому бунту» — стихийному выступлению части ельчан против грабежа священнослужителей. Тогда же, в августе, направили в монастырь продотряд, прибывший из Москвы. Но даже А. А. Чернобаев, автор книги советского времени «Продотряд», прославляющей массовые грабежи хлеба в Елецком уезде, признает, что добыча москвичей составила лишь «десятки мешков». А ведь это был хлеб припасенный для пропитания трех сотен насельниц!

Но и лишенные запасов продовольствия, матушки Каменногорья в смиренных молитвах пережили последовавшие за грабежом от имени власти голодные дни, не оставленные милостью Божией и заботой благотворителей из мирян, которые даже в те суровые дни не забывали о гонимых молитвенницах.

В 1919-ом на упорно сохранявших монашеское общежите Знаменских монахинь воздвигли новую политическую напраслину — их обвинили в поддержке «мамонтовцев», на несколько дней занявших Елец. Но обвиняли как-то неактивно и, в итоге, для «советов» безрезультатно. Еще через год, в 1920-ом, большевистские ячейки попытались развернуть «массовую» кампанию от имени трудящихся с требованием разогнать остающихся в обители монахинь, а здания забрать под городские нужды. Но трудящиеся поддержать большевистских запевал отказались и кампания была свёрнута.

Тем более, что, по документам, монастыря не было, а бывшие его насельницы трудились на благо нового государства и его защитницы — доблестной Красной Армии. Как позднее вспоминала монахиня Маврикия (Лютикова): «В 1919, с ликвидацией мужского монастыря в Ельце, в газетах и так, по народу, был разговор о том, что закроют и наш монастырь, но потом Губодежда дала наряды на пошивку белья для Красной армии, плетение веревочной обуви. Нам дали продукты, и мы остались в монастыре». Так что некоторое время монастырь хоть и всячески утесняли, но всерьёз не трогали. А вот с окончанием Гражданской войны отпала и необходимость в трудах монахинь. Так что с приходом 1922 года ситуация вновь начала накаляться. Со дня на день ожидали сестры изгнания с Каменной горы. В тиши келий слышны были скорбный плач и стоны, в храме служили молебны о сохраненини монастыря. Но, оказалось, что роковое время для Знаменской обители еще не пришло.

— В 1922 году был слух о закрытии монастыря, были разговоры об этом, но потом, когда нам привезли работы, про это забыли и обрадовались, что будем жить по-прежнему, — так рассказывала позднее о пережитом в те дни насельница Каменногорья Устиния Суханова.

Спасло обитель следующее: после долгих размышлений и обсуждения на совете старших монахинь, игумения Антония, при поддержке настоятеля Знаменского храма проиерея Владимира Кавказского, благословила монахиню Маврикию на организацию артели из бывших насельниц обители. И таковая артель была зарегистрирована в отделе кустарной и мелкой промысловой кооперации при Орловском Губсовнархозе и Губземотделе за № 1087 от 4 августа 1922 года. При этом сторонницы этого нововведения подчеркивали, что причиной организации артели, или, как ее еще называли— «союза», была исключительно «материальная сторона», заявила позднее на следствии матушка Маврикия. Артель организовывали за тем, чтобы «не лишиться квартир, меньше платить за них, так как членам артели была скидка от власти».

И все же многие сестры не поддержали это хоть и вынужденное, но в чем-то добровольное начинание, заметно отличавшееся от принудительного, по сути, труда «на Красную Армию». Противницам новшества оно показалось противоречащим монастырскому уставу.

— Монашеский устав не позволяет нам участвовать в артелях и союзах, — заявляла, в частности, Мария Нагавкина, духовная дочь епископа Елецкого Николая (Никольского), известного своим не приятием любых, даже и вынужденных отступлений от церковных канонов и уставов и немало за то претерпевшего от Советской власти.

И голос матушки Марии был не единственным. Из 300 насельниц только около 160 согласились трудиться в артели.

Потом открылся в 1926 году «второй союз» — «по вязанию кружев, пряже пуха и другим работам», влившийся в Елецкий союз кружевниц. Это еще более углубило несогласие между сестрами. Был тут и момент материальный — члены артели за квартиру платили по 9 копеек, а «отказницы» — по 38, и вновь поднятый уставной. Тем более, получая скорбные сведения о гонениях на монашествующих со всех концов России, матушки переставали верить в то, что артель спасет их от разгона.

— На самом деле другие монастыри такие союзы не спасли. Я и другие не вступали в этот союз, потому что не дело монашеское вступать в союзы, так как пришли молиться — значит, молись, — такой позиции придерживалась, например, монахиня Мариамна (Селиванова).

И все же, месяцы тревог, перемежающихся надеждами, складывались в годы, а монастырь сохранялся. Артель трудилась и кормила насельниц, позволяя жить общине по прежнему уставу. «Все осталось по-прежнему — устав, в церкви монастырский порядок, постриги в схиму и прочее», — по словам благочинной Софьи (Ершовой). В первые «советские» годы открыто совершались постриги, как и раньше, в церкви, за службой. В 1923 году, например, малый или рясофорный постриг, по свидетельству Елены Похачевой, приняли сразу 10 человек.

А вот в последние годы постриги обычно совершались тайно. Как явствует из материалов дела, возбужденного против руководства Каменногорской общины весной 1929 года, 16 июля 1928 года иеромонах Ювеналий (Булгаков) перед смертью, 16 июля, постриг в схиму умиравшую монахиню Елену (Елизавету Похачеву). Как сообщила матушка Мариамна: «Делалось это в келье, а не в церкви, потому что боялись делать открыто».

Руководили обителью до последних ее дней «игумения Антония, благочинная София, казначея Гавриила, уставщица по церкви — Юлия» при духовной поддержке Знаменских священников отцов Владимира Кавказского и Исидора Павлова, служивших в монастырской церкви с 1905 и 1917 годов, соответственно. Так, хотя «сама игумения всем указывает, что она к монастырю отношения не имеет», «без благословения ее ничего не делается». В церкви сохранялось облачение настоятельницы и ее место, как игумению матушку Антонию поминали за службой.

И постепенно Знаменская обитель, в немалой степени остававшаяся островком прежнего церковного благолепия, становится центром религиозной жизни для тех, кто сохранял верность Патриаршему престолу, во всё более и более насильственно атеизируемом Ельце. На это не могли не обратить внимание «компетентные органы».

Впервые репрессивные меры к руководству монастыря попытались применить в 1924 году. Игумения Антония и настоятель Знаменского храма протоиерей Владимир были арестованы и отправлены в Орел, где до суда находились в тюрьме. Дело их Орловский губернский суд рассмотрел 23 июня 1924 года. Приговор был, видимо условный, так как арестованных из под стражи освободили и они вернулись в монастырь. Но в каком состоянии! По воспоминаниям письмоводительницы Юлии Ильиной, мать-настоятельница «возвратилась из заключения из г. Орла нервноразбитой и совершенно неспособной к управлению в монастыре»…

Меж тем наступали времена, несшие еще более тяжкие испытания для и без того уже бывшей не слишком согласной Каменногорской общины. Времена, требовавшие огромных сил, прежде всего духовных, от руководства монастырем — этим кораблем, с осторожностью лавирующим меж скал угроз со стороны властей и искусов от все новых расколов и их столь убедительно вещающих глашатаев. Обновленчество как видно из документов, руководство обители не затронуло. Но и среди тех, кто следовал за Святейшим Патриархом Тихоном (Белавиным) вскоре по смерти святителя согласие было нарушено.

29 июля 1927 года Заместитель Местоблюстителя Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) совместно с членами Синода выпустил «Послание к пастырям и пастве» [так называемая «Декларация 1927 года» — А. М.], в которой говорилось: «…Нам нужно не на словах, а на деле доказать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его… Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи…». Через некоторое время, 21 октября, последовал указ о поминовении властей по формуле: «О богохранимой стране нашей, о властех и воинстве ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

Более того, как отмечает М. В. Шкаровский в книге «Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви», на деле «Заместитель Патриаршего Местоблюстителя допустил вмешательство гражданских властей в кадровую политику: проведение епископских хиротоний с согласия государственных органов, перемещение архиереев по политическим мотивам (за несколько месяцев было перемещено около сорока архиереев), замещение кафедр осуждённых епископов и т. п.». Что и вызвало серьезнейший раскол среди православного духовенства.

Во главе наиболее непримиримой оппозиции митрополиту Сергию встал митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых), почему движение и было названо «иосифлянством». И «вторым по значению после Ленинградской епархии районом распространения иосифлянского движения стала территория огромной Центрально-Черноземной области, включавшей нынешние Воронежскую, Липецкую, Тамбовскую, Белгородскую и Курскую, где возникло так называемое «буевское» движение»…

В послании к духовенству и мирянам Воронежской епархии от 9/22 января 1928 года епископа Козловского Алексия (Буя), на которого было возложено управление Воронежской епархией, говорилось: « Своими противными духу Православия деяниями митрополит Сергий отторгнул себя от единства со Святой, Соборной и Апостольской Церковью и утратил право предстоятельства Русской Церкви… Высокопреосвященнейшего Иосифа (Петровых) избираю своим Высшим духовным руководителем…». Так началась «буевщина», которая охватила около сорока районов Центрально-Чернозёмной области.

И уже 17 марта в Воронеж приехал из Ельца священник Сергиево-Владимирской церкви о. Сергий Бутузов. Как сообщает М. В. Шкаровский, «он встречался с еп. Алексием и переписал у него иосифлянские воззвания и послания. Вскоре еп. Алексий прислал в поддержку Бутузову игум. Питирима (Шуйских), который помог в организации монашеской общины при Владимирской церкви, а затем и в отделении от митр. Сергия расположенного вблизи Ельца Знаменского монастыря».

Правда, на основе известных нам документов мы не можем говорить о безоговорочной подержке «иосифлян» со стороны Знаменской общины.

Понятно, что сторонникам епископа Алексия явно не пришлось долго уговаривать матушек-противниц артели, даже в житейских, вроде бы, мелочах не желавших быть «лояльными» к всячески утеснявшим их «советам».

Известно, кстати, что ещё до того большим авторитетом среди « отказниц» пользовались духовные дочери отличавшегося резким неприятием новой власти владыки Николая (Никольского), с 9 октября 1921 до 19 июля 1926 бывшего епископом Елецким, викарием Орловской епархии. О том, сколь сильно уважали его в Знаменском монастыре говорит, например, то, что, по кончине преосвященного Николая, именно здешние монахини переписывали и распространяли рукопись под названием «Житие Епископа Елецкого Николая», в которой жизнь и смерть владыки, последовавшая в 1928 году, представлены «как сплошные мучения от советской власти».

А потому вовсе не случайно определенная часть Знаменских монахинь действительно поддержала епископа Алексия. Его горячие проповеди нашли в стенах Каменногорья благодарных слушательниц. Тем более, что он уже в мае 1928 был выслан из Воронежа и с 20 мая проживал в Ельце, вплоть до ареста 7 марта 1929 года.

Возможно, первоначально и руководство обители, претерпевшее тюремное заключение за свои убеждения, сочувствовало противникам декларации митрополита Сергия. Во всяком случае, нет сведений о том, что игумения препятствовала проведению постригов сторонниками епископа Алексия. «В бытность мою в монастыре постриг от иеромонаха Питирима, находящегося в общении с епископом Алексеем, приняли Бутова Екатерина, Ольга, Елена, Мария, Александра и Анастасия Головина», — рассказывала монахиня Тихона (Дорогавцева). Но с появлением епископа Алексия в Ельце разногласия из-за отношения к политике Заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола внутри обители, видимо, обострились и в итоге каждой из насельниц пришлось четко заявить о своей позиции.

Из показаний на следствиии явствует, что с весны 1928 года наиболее горячие сторонницы епископа Алексия с Каменного-рья перестали посещать Знаменский храм и ходили на службы в Сергиево-Владимирскую церковь. «[С весны 1928 года — Л. М.] начала посещать Сергиевскую церковь в Черной слободе. Причины — религиозные убеждения… Священники отец Владимир и отец Исидор решили вступить в артель, во главе которой была Лютикова (Маврикия). Все это заставило нас уйти от канонического общения с этими священниками», — сообщила Мария Нагавкина. За лето число посещающих Сергиево-Владимирскую церковь еще выросло. Некоторые матушки даже переселялись с Каменной горы в общину, образовавшуюся при этом храме.

Как показала, отвечая на вопрос следователя, мать Тихона: «1 сентября я выехала в Черную слободу, в Сергиевскую церковь, где служит епископ Алексей, а раньше — священник Бутузов [о. Сергий Бутузов 21 июля 1928 был арестован — Л. М.]». Всего, по показаниям матушки Тихоны, в Сергиево-Владимирскую церковь из монахинь ходит «человек 15», что конечно, было явным преуменьшением, обусловленным обстоятельствами «разговора».

О попытке затушевать действительную ситуацию и не привлекать к ней внимание следствия говорит, в частности, и ее заявление, что она, якобы, с ними плохо знакома, а потому и припомнить никого не может.

А вот опубликованные не так давно воспоминания рясофорной инокини Юлии (Ильиной) дают возможность взглянуть на упомянуты выше события с точки зрения тех Знаменских монахинь, которые последовали не за опальным епископом Алексием, а за руководством монастыря: «Приблизительно в 1927 году в город Елец прибыл на жительство бывший викарий Воронежской епархии епископ Алексий Буй, вынужденный оставить свою кафедру ввиду того, что он стал в оппозицию каноническому возглавлению Русской Православной Церкви в лице митрополита Сергия. Как лично, так и чрез приехавших с ним лиц (иеромонахов), он начал привлекать к себе сестер местного монастыря и мирских, внушая им мысль о неправославии всех тех, кто следует за митрополитом Сергием, подписавшим «декларацию». Кроме того, епископ Алексий, совершенно не стесняясь канонами, позволил себе вмешиваться в местную церковную жизнь, постригая в монашество многих из своих последовательниц».

Но даже и это, «антибуевское» по сути, воспоминание о событиях тех лет, лишь подтверждает влияние, которое имел мятежный епископ [канонизированный в 1981 году Русской Православной Церковью Заграницей — Л. М.] на православный Елец.

А вот противостоял ему, терпеливо разъясняя глубинный смысл новой церковной политики, внешне столь раздражающе «просоветской», архиерей не менее известный в истории Православия тех смутных и страшных лет — епископ Василий (Беляев), как показали исследования последних лет, не вполне правомерно выступивший в 1927 году посланником томившегося в заключении Местоблюстителя Патриаршего престола священномученика митрополита Петра (Полянского), а затем вступивший на Елецкую кафедру.

Тем не менее, сыграв важную роль в поддержке позиции митрополита Сергия, епископ Елецкий Василий и далее твердо стоял на этой позиции. В воспоминаниях Юлиии Ильиной говорится: «Преосвященный Василий почти ежедневно служил по церквам города Ельца и в произносимых им проповедях касался и деятельности епископа Алексия Буя — разъясняя верующим неканоничность и мятежный характер оной. За это свидетельство об истине Преосвященный Василий подвергался яростным нападкам со стороны отпадших от послушания законному Церковному Священноначалию».

Противостояние в Ельце двух авторитетных архипастырей, бывших выразителями непримиримо-противоположных в те дни подходов к отношениям с безбожной властью, а значит — и к судьбе Церкви Православной на Руси, не могло не сказаться, и, естественно, сказалось негативно на согласии в и без того уже бывшей недружной Знаменской общине. Как видно из материалов следствия 1929-го, благочинная, мать София, «в последние годы» только и делала, что улаживала раздоры насельниц. А тут еще власть начала новое наступление на Каменную гору.

Кампания эта хорошо прослеживается по страницам газеты «Красное знамя», в то время — органа Елецкого окружкома ВКП (б), окрис-полкома и окрпартбюро. Как и положено, уже в 1928 году закрытия монастыря потребовали «простые рабочие». Первыми выступили типография и механический завод.

6 января 1929 года «Красное знамя» сообщило, что также и «собрание рабочих спиртоводочного завода единодушно высказалось за закрытие женского монастыря и организацию в нём рабочего посёлка». «Кто следующий?», — без обиняков ставила вопрос партийная газета.

Следующими подали голос 120 «в большинстве домохозяек», пришедших в центральную библиотеку на лекцию «Женский монастырь и его вредная деятельность». Они единогласно вынесли постановление «просить горсовет разогнать осиное гнездо поповства, укрепившееся за стенами монастыря». В первых числах февраля, по сообщениям на страницах окргазеты, за закрытие обители проголосовали союз СТС, рабочие Елецкого элеватора, мельниц №107 и №108. Черту подвела публикация в №49 «Красного » за 1929 год подборки информации на антимонастырскую тему под общим заголовком «Классовый враг в рясе наступает», с приложением фотографии Знаменской обители. В комментарии к подборке, написанном автором, скромно укрывшимся за псевдонимом Т., подводился итог газетной кампании и, в заключение, насельниц обвиняли в самогоноварении и непристойном поведении (!).

Дальше, как говорится, идти уже было некуда. Но власть, соблюдая внешние приличия, не торопилась. Решили повременить до перевыборов местной власти. Выборы благополучно состоялись. И вот в №56 «Красного знамени» было изложено решение, принятое на заседании президиума Елецкого городского Совета, состоявшегося 3 марта 1929 года: «Имея в виду настойчивые требования трудящихся и части неорганизованного населения, внесенные в наказ горсовету, президиум горсовета постановил выселить монашек из занимаемых ими помещений бывшего женского монастыря, передав последние под рабочий городок и возбудить ходатайство перед окрисполкомом о занятии монастырской церкви под дом культуры».

Окружной исполнительный комитет, естественно, прислушался к президиуму горсовета и «на основании общих собраний избирателей и требований неорганизованного населения окрисполком признал необходимым закрыть Елецкий женский монастырь, жилищную площадь использовать под квартиры рабочих, а церковь — под культурно-просветительное учреждение». О чем «Красное знамя» и известило своих читателей 20 апреля 1929 года.

Впрочем, еще до принятия официального решения о передаче монастырских помещений под жилье для горожан сюда уже активно подселяли мирян, отбирая кельи у Каменногорского сестричества. Как показал один из свидетелей в деле против монахинь Каменногорья: «Я переехал на квартиру в бывшем монастыре в декабре 1928 года. Дом 2-х этажный. Внизу монашки живут».

Вот таких-то «квартирантов» и использовали для организации материалов, позволивших возбудить против Знаменских монахинь уголовное дело.

Особенно постарался один молодой учитель-коммунист, многостраничный донос которого, фактически, стал основой для начатого в январе 1929 года предварительного следствия, а затем был, в основных своих положениях, повторен в обвинительном заключении.

По весне 1929 года последовали аресты. И 4 марта 1929 г. возбуждено было «Дело №28 по обвинению гр. Криворотовой Феланиды Николаевны, Лютиковой Марии Ивановны, Ильиной Юлии Ивановны, Рязанцева Ивана Алексеевича и Кавказского Владимира Павловича». Всего в рамках этого дела привлекались 15 человек, но осуждены были лишь вышеуказанные.

Обвинили их в том, что «…эти лица, являясь руководителями Елецкого женского монастыря, прикрываясь созданной ими же Артелью вышивальщиц из монашествующего элемента, вели антисоветскую агитацию с использованием религиозных предрассудков населения, что выразилось в создании группы в монастыре, проводящей работу по удержанию монастыря от его ликвидации, пострижении монахинь, разлагающем влиянии на детей». Последнее обвинение, взятое из доноса упомянутого учителя-коммуниста, ярко иллюстрирует ту атмосферу травли, которая создавалась безбожниками вокруг обители. За суровым официозом обвинения на самом деле — масссовое проявление милосердия со стороны сестер, призревавших в голодные 1920-е как своих малолетних родственниц, так и просто сироток, остававшихся без крыши и куска хлеба и, вполне естественно, наставлявших воспитанниц в духе и истине.

Признанные виновными Особым совещанием при коллегии ОГПУ 31 мая 1929 года настоятельница Каменногорской обители игумения Антония (Фелонида Криворотова), начальница артели — монахиня Маврикия (Мария Лютикова), письмоводительница и уставщица — рясофорная инокиня Юлия Ильина, настоятель Знаменского храма — протоиерей Владимир Кавказский и председатель церковной общины Иван Рязанцев приговорены были к 3 годам высылки каждый. А церковь обители была закрыта за два дня до этого скорого и неправедного судилища — 2 мая 1929 года.

А.Н. Доценко, в процессе подготовки своей работы «Святые лики над Ельцом», записала со слов старожилов такое предание о судьбе «последней настоятельницы монастыря Антонии»: после закрытия монастыря в 1929 году матушка Антония была арестована и выслана из Ельца, но через несколько лет вернулась назад. В конце 1930-х годов ее вновь арестовали и на этот раз вместе с другими монахами и монахинями расстреляли. Принявшая мученическую смерть за веру, настоятельница была похоронена на старом городском кладбище неподалеку от Казанской церкви.

Иную версию мученической кончины игумений Антонии поведала елецкая старожилка 86 лет В.М. Полева. По рассказам, слышанным Валентиной Михайловной от непосредственных свидетелей, игумения Антония вела подвижническую жизнь. И категорически отказалась отказалась покидать обитель по своей воле, сказав: «Я своими ножками в монастырь пришла и обратно своими ножками из монастыря не уйду». Тогда представители властей, буквально волоком, разбив старице в кровь голову, стащили ее по высокой каменной лестнице со многими ступенями, ведущей с монастырской горы вниз, к святому источнику. В завершение всего тащили «в участок» по каменистым городским мостовым, привязав к лошади. От полученных побоев настоятельница скончалась и была похоронена на городском кладбище.

Очевидно, что оба предания сходятся в одном — кончина последней настоятельницы Каменногорья была мученической. Но вот документальные подтверждения тому пока неизвестны.

В частности, нет сведений о повторном осуждении игумений Антонии. К тому же мы знаем, что тела осуждённых и расстреляных в тюрьмах для похорон не выдавались, а захоранивались в общих тайных могилах. В том же Ельце, где в местной тюрьме на самом деле «работала» расстрельная команда, погребение казненных проводилось в обычном для тех лет порядке. В подтверждение того, что ельчанам в 1930-е годы это было хорошо известно, приведем слова бывшей Знаменской монахини Акилины: «многих батюшек и иже с ними забрали позже, одних выслали, других расстреляли прямо в Ельце. Рядом с городом выкопали ров, и там всех положили»…

В то же время, предание, сообщенное В.М. Полевой, видимо, заслуживает большего внимания. Хотя и здесь присутствуют преувеличения, характерные для передачи устной традицией воспоминаний о событиях, отделенных от настоящего времени изрядным временным промежутком, а также свойственные специфике «житийных» рассказов. Все-таки речь идет о 1930-х годах, когда любые расправы, даже самые жесточайшие, производились строго в рамках «социалистической законности».

Но вот грубое обращение, даже избиение старицы милицией, вполне могли, как говориться, иметь место. Тем более, если матушка Антония, действительно, заявила о своем твердом нежелании когда-либо добровольно покинуть стены обители. А такое быть могло. Тем более, что еще по осени 1929 года последняя настоятельница Каменногорья оставалась в Ельце, предположительно, в своей келье.

Согласно архивным документам «дело Криворотовой» было пересмотрено 3 сентября 1929 года и ее высылку отложили до выздоровления. Ведь состояние здоровья ее еще весной, во время следствия, согласно прилагаемому к делу свидетельству тюремного врача, было весьма тяжелым, на грани жизни и смерти. Так что, если «органы» силой решили поторопить исполнение приговора, пожилая, ослабленная многими болезнями игумения Антония просто не пережила бы сколько-нибудь грубого с ней обращения. А потому и могут отсутствовать документальные свидетельства. Из-за смерти старицы неприглядную историю, естественно, постарались бы замять…

Не избежали ареста и инокини, еще в 1928-ом отделившиеся из-за возникших разногласий от общины-артели Каменногорья, а после окончательного разорения Знаменской обители бежавшие в соседний Задонск и вскоре разделившие здесь горькую судьбу единомысленных им последних насельников Богородицкого монастыря, также бывших приверженцами епископа Алексия (Буя).

Елецких инокинь арестовали в Задонске 28 сентября 1929 года, объявив участницами «контрреволюционной группировки», созданной последним настоятелем Задонского Богородицкого монастыря архимандритом Никандром (Стуровым). Ельчанки Мария Семёновна Нагавкина и Александра Филипповна Бобровская были осуждены к заключению в концлагерь сроком на 5 лет с конфискацией имущества. А ещё одной бывшей Знаменской монахине — Елизавете Ивановне Бабёнышевой, дочери острогожского помещика, несмотря на дворянское происхождение, 5-летний срок в лагере заменен был высылкой на 5 лет в «Северный край» с конфискацией имущества.

Те же знаменские насельницы, что избежали ареста и суда в самом начале 1930-х, также далеко не все окончили дни свои в мире. Вторая волна, причем, куда более жестоких гонений, обрушилась на них в грозном 1937-ом.

Сотрудником Государственного архива Липецкой области, членом комиссии по канонизации Липецко-Елецкой епархии В. Б. Поляковым на основании следственных дел, хранящихся в фондах архива еще в конце1990-х годов был составлен «Алфавитный список репрессированных в годы Советской власти священно- и церковнослужителей», вошедший в «Книгу памяти жертв политических репрессий Липецкого края», увидевшую свет в 1997 году. К сожалению, в «Списке…» обычно не упоминается, к какому именно монастырю принадлежала та или иная репрессированная в 1930-х годах инокиня. Но, как показала проведенная в архиве выборочная проверка (просмотрено 5 дел 1937-1938 гг.), формулировка «проживала в г. Ельце, монахиня», в сочетании с местом рождения в Ельце или в относительной от него близости, с большой степенью вероятности свидетельствует о принадлежности именно к Каменногорской иноческой общине.

Следовательно можно считать, что в 1937-1938 годах были осуждены еще 25 бывших Знаменских монахинь, так и не покинушие Ельца. Все эти матушки проходили по одной и той же «контрреволюционной» статье 58-10, сроки получали от 8 до 10 лет, а Матрена Сидорова постановлением тройки УНКВД по Орловской области 22 декабря 1937 года приговорена была к расстрелу. Причем, вина последней, обвиненной еще и в террористических намерениях, была разве, что в несдержанности. На предложение купить облигации Госзайма Сидорова ответила не по времени прямо и категорично: «Для большевиков и Советской власти у меня денег нет».

Меж тем монастырские кельи были отданы под квартиры нуждающимся ельчанам. Опустошенный храм занял на несколько лет клуб, а потом величественная церковь, некогда столь украшавшая Каменную гору, была попросту взорвана и на долгие десятилетия обращена в гору строительного мусора.

Издание «Земля Липецкая» приводит следующие сведения об этом кощунстве: «в 1934 году разрушили церковь Знамения». А согласно цитируемому А. Н. Доценко рассказу ельчанки Е. И. Павловой, дочери бывшего Знаменского священника Исидора Павлова, после закрытия монастыря главный храм обители разрушали дважды. Вот только точных дат Павлова не помнит. «Разрушители хотели взять с храма кирпич, да весь кирпич рассыпался на куски, так что поживиться им не пришлось. Окончательно разрушали храм уже во время войны…

Это сделали люди в военной форме, которые подорвали здание. Дым рассеялся, а стен как не бывало». Причем, Елена Исидоровна уверена, что это не были немцы. Когда они стояли на Каменной горе, храм оставался в довоенном состоянии.

Также по воспоминаниям Е.И. Павловой, во время первого разрушения храма иконы забирать не разрешили, между тем икон и утвари было очень много. Их куда-то вывезли. Но о. Исидору все же удалось тайно вынести два святых образа: Спасителя в терновом венце и икону Божией Матери. Эти спасенные святыни Павловы впоследствии передали в церковь во имя Казанской иконы Божией Матери и в Вознесенский собор. С учетом того, что о. Исидор был арестован в 1935 году, видимо, речь идет как раз о 1934 годе…

 

Восстающий из руин

Когда отгремели последние залпы победного салюта 1945-го, в Елец стали возвращаться инокини разоренного Знаменского монастыря, у которых закончились сроки пребывания в лагерях и ссылках. Руины возлюбленной обители и затворенные двери городских храмов встречали их. Лишь в кладбищенской церкви во имя Казанской иконы Божией Матери теплились свечи и совершались службы. А потохлу и стали некоторые из вернувшихся матушек подвизаться при храме алтарницами. О судьбах этих последних Знаменских монахинь, опочивших в Ельце, и похороненных на старом здешнем городском кладбище, поведала елецкая старожилка В.М. Полева.

У каждого иноческого погребения на старом городском кладбище, у каждого надгробия или памятника — своя скорбная история.

Вот камень, под которым упокоена монахиня Матрона, отошедшая ко Господу в 1958 году. Отбывала срок «в таёжном краю, в глухих местах». С ней разделяли лагерные тяготы матушки Акулина и Пелагея. Вместе и вернулись, вместе трудились в Казанской церкви. Рядом покоятся ныне.

Не оставлена памятью людской и могила матушки Марии (в миру — Гридневой или, по документам, — Гриневой). 10 лет отбыла она в лагерях, добиралась в Елец без копейки денег, где пешком, где людскою милостью. И все же сподобил Господь ее благополучно преодолеть огромное расстояние, чтобы упокоится в конце-концов в благословеной святителем Тихоном елецкой земле.

Монахиню Меланию вспоминают как «молчаливую». Имела от Господа благодать молитвенную, а потому часто звали ее читать Псалтирь по усопшим. Мелания читала всю ночь стоя. Когда же предлагали присесть, отвечала коротко: «Я трудиться пришла, а не сидеть». Отпевал ее архимандрит Исаакий (Виноградов).

Кстати будет заметить, что этот славный не только в Ельце иерей, весьма многое сделал для того, чтобы покоить столь многое претерпевших в советских лагерях каменногорских молитвенниц.

Он, а позднее — и соратник его на поле битвы духовном — иеросхимонах Нектарий (Овчинников) немало потрудились, не только помогая тем матушкам, что приходили в храм и были известны. По их благословению, как вспоминает В.М. Полева, бывших Знаменских монахинь, втайне доживавших свой век по елецким квартирам, специально разыскивали, чтобы утешить и дать им возможность по-христиански отойти в мир лучший.

Вот, например, история монахини Анастасии. После разгона монастыря она поселилась у одной учительницы, пасла ее коз. Но в конце 1930-х мать Анастасия была арестована и осуждена на 10 лет. После ссылки вернулась в Елец, пришла к той же учительнице. «Примешь?». «Не могу я тебя принять, — говорит со слезами учительница. — И прогнать не могу. Если согласишься в подвале жить и никуда не выходить, то оставлю». Анастасия согласилась. Так и жила в вынужденном затворе. Знала об этом только соседка. Уж и Сталин умер, а.она все в подвале жила. Но вот умерла и приютившая Анастасию учительница. А тут еще дом покосился, крыша под снегом проваливаться начала. Пришла комиссия, чтобы решить, что с таким жильем делать. Начали осматривать дом, и обнаружили мать Анастасию в подвале, где пол снегом был занесен. К счастью, времена уже другие были. Члены комиссии только заахали сочувственно, как же, мол, так жить можно и предложили ее оформить в дом престарелых. Но мать Анастасия только и сказала начальнику комиссии: «Это, деточка, ничего. В Сибири куда страшнее было. Так что, никуда я отсюда не пойду». И оставили ее в покое, пока с аварийным домом бумажная волокита тянулась.

«Так и доживала она в подвале, — рассказала нам В.М. Полева. — Только, как все это открылось, мы узнали, рассказали отцу Николаю Овчинникову из Вознесенского собора. Он тут же денег дал. «Идите, — говорит, — наймите монтера, пусть ей свет в подвал проведет. Да печку туда поставьте». Так, с его благословения, мы матушку Анастасию и дохаживали. И похоронили. Было это уже в начале 1960-х».

Некоторые из бывших монахинь Знаменского монастыря трудились в миру. Так еще одна матушка, носившая имя Анастасия, трудилась по возвращении из ссылки на кирпичном заводе.

По сохранившимся архивным документам известна судьба Марии Нагавкиной, осужденной на 5 лет по «Задонскому делу» в 1929 году. Она благополучно пережила заключение, была участницей Великой Отечественной войны, дослужилась до офицерского чина. После Победы продолжала службу в Советской Армии. В 1950 году, 16 апреля, генерал-майор Российский, и.о начальника контрразведки «Северной группы войск», базировавшейся на территории Польши, запрашивал «в порядке проверки» уголовное дело Нагавкиной М.С. «офицера Советской Армии, находящейся за пределами СССР»…

Вот, собственно и все, что на сегодня известно о судьбах бывших монахинь и послушниц Каменногорья. А ведь было их на момент прихода к власти безбожников, объявивших себя властью рабочих и крестьян, около 300. Но уже к концу 1960-х годов об этом мало кто помнил. Так что, хоть и минула остатки монастырских стен и башен Каменногорья горькая судьба взорванных в те годы елецких церквей, казалось, что и их со временем ждет тот же горький жребий — быть разрушенными если не дерзновенной рукой человека, то уж точно — неумолимым временем.

Меж тем случилось иное — разрушена и повержена оказалась та самая власть, что от имени народа ополчалась восемь десятилетий против церкви Православной. Все чаще открывались двери возрожденных храмов, стали восставать из небытия и иноческие обители…

В конце 1990-х годов инициативная группа православных ельчан взялась за возрождение порушенной обители.

На обращение помочь в расчистке от строительного мусора и зарослей на занятой жилой застройкой территории монастыря, ремонте колокольни на первых порах откликнулось немало добровольцев из числа горожан. Вывезли немало мусора, расчистив руины, установили установили крест, обустроили и предполагаемое место упокоения чтимой подвижницы благочестия — затворницы Елецкой Мелании. Сюда потянулись верующие, стали приезжать паломники.

Но основные труды по возрождению Знаменского монастыря начались, когда Елец стал вторым по значению городом основанной в 2003 году епархии Липецкой и Елецкой. Возглавивший епархию преосвященнейший епископ Никон (Васин), чуть ли не с первых дней возымел попечение о действительном возрождении древней елецкой святыни, становление которой проходило некогда под окормлением святителей Митрофана и Тихона.

И в Светлую седмицу 2004 года епископ Липецкий и Елецкий Никон благословил архимандрита Севастиана (Щербакова) быть духовником возобновляемой сестрической общины Каменногорья и осуществлять координацию восстановительных работ.

Вместе с архимандритом Севастианом в Елец, на «пепелище» некогда знаменитого монастыря, во второй половине июня 2004-го прибыли 25 матушек, избравших для спасения стезю монашескую, дабы своими трудами и молитвами способствовать скорейшему возрождению древнего Знаменского монастыря.

Первым делом выкупили у тех, кто по воле власти заселил бывшие монастырские кельи, два практически брошенных домика. В них и разместились.

Спать первое время приходилось на деревянных нарах в 2 яруса. Трудиться — от рассвета до заката, расчищая заросли кустарника, густо покрывшие бывшую монастырскую территорию, убирая строительный мусор. Но матушки не роптали на скудость жизни и выпавшие на их долю тяготы.

— А мы и не должны привязываться к вещам, — рассказывала в одном телеинтервью тех первых дней сестра Херувима — старшая монахиня Елецкого монастыря. — Не положено. И слава Богу, что быт у нас настолько скромный. Постель вот такая, очень скромная. Убогая, можно сказать. Постель, духовные книги и наше облачение, — чего еще желать? И за то спасибо, что Господь посылает нам возможность руками потрудиться во славу Его.

Старания матушек нового Каменногорья столь много успевших сделать за лето и начало осени первого своего года не остались незамеченными и высшей церковной властью. 7 октября 2004-го в Патриаршей резиденции в Троице-Сергиевой Лавре Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II возглавил заседание Священного Синода Русской Правоraquo;. И славной Церкви на котором, в числе прочих вопросов заслушан был рапорт преосвященного епископа Липецкого и Елецкого Никона о благословении на открытие в городе Ельце Липецкой области Знаменского женского монастыря. И Синод постановил благословить открытие Елецкого Знаменского женского монастыря. Так, спустя три четверти века, вновь появилась в реестре монастырей российских и возобновленная каменногорская община.

А уже в середине декабря возобновляемая монастырская звонница обрела голос — епископ Липецкий и Елецкий Никон освятил в Ельце колокола женского Знаменского монастыря. Чин освящения совершен был с большой торжественностью. Сначала правящий архиерей отслужил праздничную литургию в Вознесенском соборе, а затем крестный ход проследовал через весь город до Знаменского монастыря. По освящении, колокола, числом семь, обретенные попечением местных христолюбивых благотворителей, были подняты на звонницу старинной, чудом уцелевшей колокольни. И с тех пор вновь звучит над округой Знаменский благовест.

В 2005 году завершены были строительные работы на комплексе у святого источника, включающем часовню, святой колодец и купель. Освящение закладного камня часовни во имя иконы Божией Матери «Живоносный Источник» состоялось 12 июня года предшествующего, накануне праздника Всех святых, в земле Российской просиявших. На полное же завершение довольно серьезного объема работ потребовалось меньше года. При огромном стечении ельчан и паломников из других приходов епархии епископ Липецкий и Елецкий Никон освятил часовню и купель, возведенные у издревле почитающегося святого источника, струящего свои воды из-под Каменной горы. Сюда из обители ведет крутая, мощеная камнем лестница, недавно отремонтированная и снабженная изящными коваными перилами. Полностью отремонтированы и южные Святые ворота.

Велось строительство и непосредствено на расчищенной территории монастыря. Так что за минувшее с первых дней время, попечением архимандрита Севастиана и матушки Херувимы удалось обеспечить вполне сносный быт для сестер. По осени 2006 года с здесь спасались 11 монахинь, из коих три облачены были в схиму, и 5 рясофорных послушниц да еще те, кто только проходит искус послушания. Всего 45 насельниц.

Для сестричества выстроен общежительный келейный корпус. Рядом — трапезная (площадью 200 кв. м.) в два зала — для насельниц и для паломников. Есть современно оборудованные прачечная и баня.

Наладилось в обители и свое подсобное хозяйство. Небольшое, но для невеликих монашеских бытовых запросов весьма полезное. На свободной земли занялись огородничеством. Завели коров и кур. Есть лошади — помощницы в делах огородничества и во внутренних перевозках. Завели овец романовской породы — тут и шерсть на пряжу и овчины на «тулупчики».

Но главное попечение — о восстановлении разоренного за годы советской власти. Серьезная работа проведена по укреплению и частичному восстановлению сохранившихся стен и башен с южной стороны монастырской ограды.

К ноябрю 2006 года полностью был завершен внешний ремонт колокольни со Святыми вратами. Построены небольшие кирпичные домики, где разместились кельи руководства обители и административные ее службы. А вот до полного возрождения старательно разрушенного большевиками Знаменского храма пока еще далеко. Хотя за 2006 год сделано было очень многое — завершен нижний и выведены под кровлю стены верхнего яруса. Причем, храм не просто строится, а восстанавливается по старинному проекту, разысканному местным архитектором и краеведом А.В. Новосельцевым.

Но, чтобы прежнее здание храма во всей красе вновь вознеслось над Каменной горой, надо немало потрудиться. А главное — для этого нужны деньги. И, вполне понятно, при «рыночном» нынешнем строительстве, счет идет на миллионы рублей…

Немалые деньги нужны и на решение одной из самых больных на сегодня проблем возрождаемой обители — освобождение территории монастыря от появившихся по воле прежней власти в старинных кельях квартирантов. Новая, «несоветская», власть от решения этой проблемы попросту устранилась. А потому и приходится обители за свой счет переселять тех, кто проживает ныне в бывших монастырских кельях. К июлю 2006 года было выкуплено 7 домиков. В одном из первых таковых и была, кстати, устроена домовая церковь обители во имя иконы Божией Матери Знамение — до недавнего времени единственный действовавший храм на территории современного Каменногорья.

Еще одна малая церковка добавилась к домовой уже в конце 2006 года. За лето-осень завершен был монтаж срубной деревянной церкви во имя святителя Николая, чудотворца Мир Ликийских, установленной ныне в восточной части монастырской территории, близ места, которое почитается как могила матушки Мелании, Затворницы Елецкой. Этот храм сооружен в воспоминание о действительно бывшей здесь когда-то малой деревяной церковке во имя чтимого Русью малоазийского святителя. Новую церковь украсил иконостас работы мастеров из Софрино. Там же изготовлена и церковная утварь, специально заказанная к освящению храма.

А еще передан в ведение Знаменского монастыря расположенный несколькими кварталами ближе к центру города старинный храм с главными престолами во имя образа Спаса Нерукотворного и Рождества Христова. Его восстановление силами обители уже завершено. Здесь с 2006 года совершаются службы.

Откуда же берутся средства на масштабное это строительство и возобновление порушенного? «Помощью Божией и милостью людскою», — смиренно улыбается архимандрит Севастиан.

Но, заметим, милости этой здесь не ждут, сложа руки, а активно ищут. В том числе, используя такой старинный способ, как «кружечный сбор». Стоят в людных местах на елецких улицах Знаменские матушки с кружками для сбора подаяний, едут в другие города с надеждой на отзывчивость и щедрость сердец православных. И Господь, видя такое их рвение, отворяет многие сердца, подвигая благотворить возрождаемой на Каменной горе обители и малых мира сего и великих…